Мифы о России и дух нации

Вообще знакомых мифов, включая уже обсуждавшиеся в настоящей книге, я встретил немало. П. Сидаренко (Российская газета, 5.12.96) называет Россию «громадной средневековой империей», Л. Жегалов (Российская газета, 16.1.97) настаивает, что «бесправие всегда было печальным уделом российского гражданина». Одни участники дискуссии не в силах употребить существительное «Россия» без прилагательного «многострадальная» (А. Фирсанов, Российская газета, 5.12.96, В. Толстой, Независимая газета, 24.12.96 и др.), другим милее определение «истерзанная» 34. До пародийного пафоса доходит пишущий вполне серьезно Е. Сагаловский: «Широким народным массам нашей многострадальной страны во все времена вообще было не до идей, если не считать, конечно, простой, как правда жизни, идеи физического выживания»; этим массам присуща «многовековая традиция не доверять ненавистной власти, беспредельно жестокой по отношению к собственному народу» (Независимая газета, 19.11.96).

Разумеется, не осталась забыта и тема любви к кнуту, как же без нее. В сборнике цитируются «Московские новости» (15.10.96), порадовавшие читателей статьей уже известного нам А. Грачева «Не такая, как другие?» Эта штука посильнее «Фауста» Гёте. Даже трудно сказать, в чем автор блистает ярче — в географии или истории. «Казалось, сам Бог испытывает эту нацию, и без того как бы сосланную на поселение в один из самых суровых медвежьих углов земного шара (барон де Кюстин вообще считал, что „Сибирь начинается от Вислы“), ниспосылая ей наряду со стихийными бедствиями [какими? — А. Г.], непрестанными [! — А. Г.] иноземными вторжениями и междоусобными войнами [что имеется в виду? — А. Г.], наиболее жестоких правителей». Если бы речь шла о жестокости Ленина-Сталина, кто бы спорил? Но нет, речь о царях и князьях минувших веков, сущих агнцах по сравнению со своими европейскими коллегами.

А. Грачев утверждает далее, что Александр II, Царь-Освободитель, будто бы не заслужил в России «признательности современников и благодарности потомков», зато «в Пантеон национальной славы общественное мнение и народная молва» поместила, де, Ивана Грозного. Странно. И Александр заслужил, и Ивана не поместила. Иван Грозный, хоть и умертвил куда меньше людей, чем его современница Елизавета Тюдор (казнившая, по подсчетам английского историка У. Коббета, за один год больше народу, чем католическая инквизиция за три века 35), хоть и каялся затем в этом прилюдно и келейно (европейские монархи такой привычки сроду не имели) и заказывал «Синодики» убиенных, народным сознанием все равно был навек отринут как окаянный царь, и даже на памятнике Тысячелетию России в Новгороде, среди более чем ста фигур, включая какого-нибудь Кейстута, места ему не нашлось. (И это при том, что Иван Грозный — кроткое дитя рядом с Людовиком XI, Филиппом II Испанским, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом Злым, Марией Кровавой, лордом-протектором Кромвелем и массой других симпатичных европейских персонажей.)

Скажут: появление подобных статей просто подтверждает тот факт, что у нас свобода слова. Ну, а предложи я «Московским новостям» заметку с утверждением, что Ленин умер пяти лет от кори и никаких большевиков не было, напечатают ли ее на том основании, что у нас свобода слова или все же отклонят как нелепицу? Процитированный текст не был отклонен, как нелепица, видимо потому, что вполне отвечал сложившемуся собирательному образу России, некоему, как говорят нынче, консенсусу, негласно достигнутому относительно нее.