Мифы революции 1917 года

Умственное и нервное напряжение Ленина нарастало. Ему не довелось почивать на лаврах, принимая чествования. Были народные шествия, многолюдные митинги, но вряд ли они его радовали. Жизнь он завершал в венце терновом. Дело, которому посвятил свою жизнь, после временных успехов (Октябрьский переворот, победа в Гражданской войне, подавление мятежа левых эсеров) оказалось на грани провала. Он все чаще ощущал нервные срывы, головные боли. Сознавал, что это — обострение болезни головного мозга, грозящее психическим расстройством. Еще в начале 1917 года он жаловался в письме к сестре Марии Ильиничне: «Работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая». Ему и раньше приходилось по тому же поводу обращаться не только к невропатологам, но и к психиатрам.

Важно иметь в виду ухудшение психического состояния Владимира Ильича. Он испытывал дополнительные переживания, боясь лишиться рассудка. Лечивший его врач-невропатолог, профессор В. Крамер сделал весной 1922 года запись: «В основе его болезни лежит действительно не одно только мозговое переутомление, но и тяжелое заболевание сосудистой системы головного мозга».

Вспомним о смерти знаменитого психиатра, невропатолога и психолога, академика В.М. Бехтерева. Он умер в конце 1927 года в пожилом возрасте, но, как писал его ученик, академик В.Н. Мясищев, «в полном расцвете сил». Писатель И. Губерман в книге «Бехтерев: страницы жизни» (1977) отметил: «Бехтерев умер так неожиданно и быстро (отравился консервами поздно вечером, а ночью его уже не стало), что возникла легенда, будто кто-то отравил его специально ради неразглашения тайны диагноза, поставленного им на приеме. Эта легенда оказалась чрезвычайно живучей, несмотря на полное отсутствие подтверждений».

В горбачевское время писали, как Бехтерев, обследовав Сталина и выходя от него, в присутствии посетителей громогласно дал диагноз: «Параноик!» Эту легенду повторяли не раз по радио и телевидению. При случае я спросил у Игоря Губермана, не утаил ли он в книге подлинную причину смерти ученого. Он ответил, что написал то, В чем был уверен.

Невероятно, чтобы врач с солидным стажем скоропалительно дал столь серьезный диагноз да еще и обнародовал его, попирая медицинскую этику. Нет вообще сведений, что он встречался со Сталиным, которому тогда было 48 лет и он был здоров и физически, и психически. Другое дело, если Бехтерев проговорился — хотя бы в узком кругу — о психической болезни Ленина. В те годы были фанатики, которые могли ему за это отомстить. Тем более что академик почти наверняка обещал хранить данную не только медицинскую, но и государственную тайну.

Некоторые предложения и указания Ленина в последние месяцы его деятельной жизни, возможно, объясняются душевным недугом. Порой он принимал странные решения, реализация которых вызывала дестабилизацию обстановки в стране и в партии. Но в целом его последние статьи, письма и записки, которые принято считать политическим завещанием, содержат дельные суждения и предложения. С ними можно не соглашаться, однако бессмысленными или глупыми их не назовешь.

Летом 1922 года Ленина начали беспокоить мысли о смерти. Как атеист и материалист он ее не боялся: всего лишь переход в небытие, к вечному покою; нечто подобное желанной нирване буддистов, избавляющей от забот и страданий этого мира. После очередного приступа спазма сосудов он сказал лечащему врачу Кожевникову:

— Вот история, будет кондрашка!

Через некоторое время пояснил:

— Мне уже много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, помрешь от кондрашки», и на мой вопрос, почему он так думает, он ответил: «Да шея у тебя больно короткая».

Об этом Ленин говорил спокойно и с улыбкой. Хотя, судя по всему, находился под впечатлением этого разговора с крестьянином, прочно врезавшимся в его память. В подобных случаях подсознательно человек может содействовать реализации того или иного диагноза, даже неверного.

В разговоре со Сталиным Ленин сказал, имея в виду неизбежную гибель империалистов: «Не нужно отнимать у умирающих последнее утешение». Разве это не относилось и к самому Ильичу? Не высказал ли он подсознательно тревожившую его мысль?

Осматривавшему его профессору Ленин пожаловался на ослабление работоспособности, бессонницу и отсутствие душевного покоя. Ответ был не слишком обнадеживающим:

— Во-первых, масса чрезвычайно тяжелых неврастенических проявлений, лишающих возможности работать так, как раньше. Во-вторых, ряд навязчивостей, появление которых может сильно пугать.

— Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием?

— Навязчивости тяжелы субъективно, но они никогда не ведут за собой расстройства психики.