Удэгейцы
Кости медвежьей головы вешали на ветку дерева, мордой в сторону восходящего солнца, чтобы и впредь добывать медведя. Если кости медвежьей головы бросить на землю, то потом на охоте ничего не добудешь. Кости медведя кладут в дупло дерева, выбрасывать их на съедение собакам — запрещено.
Медвежьи глаза не едят. Когда убьют медведя, вынимают его глаза и, расщепив дерево, кладут их в расщеп.
Заднюю часть медведя и голову не дают есть женщинам — запрещено. Если нечего было есть, то женщину, чтобы медведь не рассердился, кормили медвежьим мясом через отверстие в балагане (жилище).
Про медведя плохо не говорят. Если кто-то, хвастаясь, начнет говорить: «Я медведя не боюсь!» — а дух медведя услышит, то тому человеку будет плохо.
Если пошел охотиться на медведя, то из дома ни мусор, ни огонь не выносят — запрещено.
Из костей ног медведя делают побрякушки для детской люльки, чтобы сын, когда будет большим, стал удачливым охотником, когда начнет охотиться на медведя [70, с. 313, 315].
Нанайцы
Медведь хорошо знает, кто о нем плохо думает.
Медведь хорошо знает того, кто его ранил, находит и убивает. Даже если тот уже умер, медведь разворотит могилу и разгрызет его кости на мелкие части. Поэтому медведя нужно почитать [37, с. 415].
Эвенки
Когда убиваешь медведя, не тронь его глаз. Если заденешь, твои глаза ослепнут.
Про медведя нельзя плохо говорить, говори только хорошо.
Кости медведя не перерубай, голову не выбрасывай, положи на ветку у ствола, сделай могилу [71, с. 314–320].
При свежевании медведя нужно было имитировать диалог: человек, представляющий медведя, говорил: «Какие тут люди?» — а свежующий отвечал: «Остяк (или юрак, якут, русский)». Чтобы не ссориться с медведем, нельзя было говорить «эвенк» [11, с. 161].
Якуты
Устанавливая ловушку на медведя во время охоты, говорили: «Господин мой дедушка! Сделал я дом для твоего прихода: положил съедомую пищу, думая, что и впоследствии мы будем с тобой в дружбе». Когда придут и увидят уже попавшего в ловушку медведя, то вскрикивают «Уруй!» и говорят:
«Господин мой дедушка! Сказал я тебе: ночуй! Ты вот и лежишь-ночуешь в (том самом) моем доме; пусть и впоследствии мы будем друзьями!» [74, с. 215]
Мясо медведя ели, каркая, как вороны, и приговаривали: «Не мы тебя едим, но тунгусы или русские: они и порох делали, и ружья продают, а ты сам знаешь, что мы ничего того делать не умеем». Или же, когда ели мясо, разговаривали по-эвенкийски или по-русски.
При захоронении костей медведя говорили: «Дедушка, русские (или тунгусы) тебя съели, а мы нашли и косточки твои прибрали» [2, с. 116–117].