Касательно поклонения славян жизненной силе, скрывавшейся в воде, мы имеем самое древнейшее свидетельство в словах Прокопия, который говорит, что славяне обожали реки и нимф, приносили им жертвы и гадали по ним о будущем. Между русскими летописцами замечательное свидетельство об этом мы имеем в словах Нестора: «кладезем и езером жертву приношаху»; также и в слове Кирилла, где читаем: «не нарицайте себе бога… ни в реках, ни в студенцах». Подобные свидетельства о поклонении потокам, ключам, рекам и озерам находим мы и между западными славянскими летописцами, как у Козьмы Пражского,[78] Длугоша,[79] Эббо,[80] Сефрида и Гельмольда.
Кроме сего, намекают еще многие обычаи на подобное поклонение, например, древний суд Божий посредством испытания водою, находившийся во всех древних славянских уложениях; бросание в реки и колодези венков, яств и денег, обычай, сохранившийся до сих пор у многих славянских племен; купание и погружение детей в воды Дуная, упомянутое Львом Диаконом;[81] купание каренцких священников при заходе солнца; купание простого народа в России и в Малороссии в день Ивана Купалы. Наконец, следует еще упомянуть о существовании некоторых священных рек и озер, о великом религиозном значении которых еще доныне в песнях и сказках остался некоторый темный отголосок. Таковы у русских были Дунай, Дон, Буг, Днепр, Волхов, Ильмень, Ивановское озеро и пр.; у вендов озера: Ретрайское, Студенец и Гломское; у сербов же и хорватов всякий ручей освящается особенною в нем живущею и его олицетворяющею Вилой, как это видно в песне:
В слове о суевериях неизвестного писателя читаем: «Иже суть крестьяне верующе в вилы, ихже числом тридевять сестренниц глаголят окаяннии невегласы».
Достоверно можно сказать, что и у прочих славян всякая река, всякое озеро имели своих особенных нимф и духов, удерживавших, однако же, общие имена вил, воднянок, водянок, водяных дедушек, водяных мужей и жен, гуделок, дугней, езерниц или озерниц, змоков, купал и купальниц, лихоплясок, мавок, малок, морских панок, русалок, топлиц или утопленниц и топников. Поверия о нимфах почти одинаковы у всех славян; их описывают прекрасными сиренами, с длинными косами, плещущимися в воде при лунном свете и прельщающими своими прелестями несчастных прохожих; часто они также выходят на берег, в особенности в России на русальной неделе, качаются на деревьях, пляшут на лугах и принуждают прохожих плясать с ними до последнего издыхания или защекочивают их своими ласками; иногда они бывают добры к людям и приходят к ним на помощь, в особенности это можно сказать о сербских Вилах. Что же касается до водяных духов мужеского пола, они большею частью злы и отвратительного вида и смешиваются в народных повериях с лешими и уродливыми домовыми.
Мы уже выше упомянули о поверии, что русалки, водянки и мавки суть дети, умершие без крещения; также все утопшие девицы и молодые женщины переходят в русалок и утопленниц; но старухи и утонувшие мужчины делаются змоками и топниками. В некоторых странах называют русалок лихоплесками от того ли, что они лихо плещутся или лихо пляшут — неизвестно; ясно только, что Гануш совершенно ложно переводит это слово, говоря, что лихо означает
Кроме того, сербские вилы носят еще некоторые личные названия. Дамианович упоминает девять славянских дриад: дайра, дора, додона, мета, пелидора, пыта, примна, тиха и янира.