Мифы советской эпохи

Опровергать все, что написано новыми демократами о репрессиях, о Сталине, расстрелявшем «любимца партии» Бухарина и других троцкистов — неблагородное занятие. Но на самой чудовищной лжи придется остановиться. Это вопрос о том, был или не был заговор в 1937 году. Ведь поток этой лжи до сих пор не прекращается.

Многие писатели и драматурги хорошо погрели руки на теме «сталинские репрессии». А сама реабилитация сторонников Троцкого хоть и совершена, но продолжает сопровождаться яростным поношением Сталина, какого не было даже во времена Хрущева. Драматург А. Гельман, как и историк О. Лацис, именует Сталина «палачом», «бандитом» (см., например, статью «Время собирания сил», «Советская культура» от 9 ноября 1988 г.). Да, они, гельманы и лацисы, вновь собирают силы после поражения своих предков в 1937 году.

Легко себе поэтому представить политические последствия такой реабилитации. С партией, которая позволяет проделывать над собой такие «эксперименты», может случиться и случилось то же самое, что с кораблем в шторм. Он может перевернуться и пойти ко дну. С реабилитацией троцкизма партия прекратила свое существование.

Все старые коммунисты, все люди, знакомые с историей не по пьесам Шатрова или «огоньковским» публикациям, а по документам, были чрезвычайно поражены реабилитацией, которая проводилась под руководством А.Н. Яковлева, и особенно тем, как молниеносно были реабилитированы Бухарин и его приспешники: за один день. Сам процесс реабилитации не транслировался ни по радио, ни по телевидению, не оглашались имена судей. Все это сразу же подорвало доверие к процессу, породило разговоры о мошенничестве.

Поскольку на всех уровнях советского общества высказывалось недоверие к реабилитации Бухарина, его поклонники вынуждены были помещать статьи в разных газетах и журналах, используя «газетное право» для его защиты. Да практически вся партийная печать, начиная с «Правды», выступила в защиту Бухарина. Особенно в этом преуспел Ю. Феофанов. Я помню его статью в газете «Известия» под названием «Почему это случилось?». В этой статье Феофанов жаловался на «адское сопротивление», с которым происходит «восстановление в правах невиновного» Бухарина и других. Но из чего, собственно, следует, что Бухарин был «невиновен», что он пострадал в «неправедном судилище»?

Тогдашняя оппозиция, борясь за свое существование и власть, старалась (как и новая, накануне свержения советской власти в 1991 году) провести как можно больше своих людей в органы суда, прокуратуры, НКВД, исправительных заведений и т. д. Бухарин был не только экономистом. Он усиленно занимался вопросами государства, хорошо понимал роль карательных органов и потому всячески старался подружиться с Дзержинским и Менжинским, возглавлявшими ВЧК-ОГПУ, их сотрудниками, ввести в это учреждение как можно больше своих людей из комсомола, где он имел очень сильные позиции. Именно Бухарин в качестве главного редактора «Правды» сделал Дзержинскому репутацию «железного Феликса», «рыцаря революции» и т. д.

После смерти Дзержинского (1926 г.) и Менжинского (1934 г.) ВЧК-ОГПУ-ПКВД возглавил лучший друг Бухарина и Рыкова Г. Ягода, женатый на племяннице Свердлова, по рекомендации которого он и попал на работу в ВЧК. Будучи тайным «правым», Ягода занимался охраной нелегальной организации оппозиционеров из-за кулис. Впрочем, то же самое делал и Андропов. Горбачев, Яковлев, Арбатов, Шахназаров, Бовин, Бурлацкий и многие другие демократы — это его выкормыши. Многие из них были его непосредственными помощниками.

Бухарин, самым тесным образом связанный с карательным аппаратом, продумывал вместе с другими вождями оппозиции вопросы государственного заговора, разработал вместе с ними самую тщательную систему конспирации, которая должна была уберечь их от разоблачения. Надежности этой системы способствовало то, что многие руководящие «правые» работали в системе ВЧК-ОГПУ.

Видное место в ряде намеченных мероприятий отводилось и пресловутой «пытке», фиктивной, но очень наглядной. Бухарин, как и другие вожди оппозиции, хорошо знал одно из коренных положений буржуазной юстиции, которое (хотя и не без труда) укоренялось и в советской: показания, добытые под пыткой, с применением насилия и угроз, не стоят ничего, не должны приниматься во внимание. Отсюда и шла соответствующая тактика: провоцировать следователей на зуботычины и угрозы, доводить их «до белого каления», а в суде так давать показания, чтобы слушатели не сомневались, что все компрометирующие показания даны исключительно под пыткой. Делалось это с виртуозным мастерством, в чем подследственным помогал огромный политический опыт и прежний опыт подпольщиков (почти все имели прежде дело с царской полицией как революционеры), они отлично знали психологию людей и все тайные «пружины» государственной и партийной политики, на которые надо было умело давить.