В декабре 1929 г. план коллективизации был пересмотрен и предусматривал вовлечение в колхозы 34% хозяйств к весне 1930 г. Были намечены 300 районов сплошной коллективизации с посевной площадью 12 млн. га. Нормы ноябрьского пленума 1929 г. перекрывались вдвое. Но и эти предложения Наркомзема показались Сталину недостаточными, темпы коллективизации были увеличены. Основную массу крестьян предполагалось загнать в колхозы уже за первую пятилетку. 5 января было принято постановление ЦК, которое ставило задачу: «коллективизация… зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.»[319] Низовое партийно-государственное руководство бросилось выполнять новые директивы. Тут или пан, или пропал. А сверху подстегивали. 10 февраля 1930 г. Сталин публично торопил "товарищей свердловцев" с коллективизацией, чтобы кулаки не успели "растранжирить" свое имущество. «Против «растранжиривания» кулацкого имущества есть только одно средство — усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации»[320]. Даже расставаясь с самостоятельностью, крестьяне наносили создававшимся колхозам удары, "пуская по ветру" свою собственность. Особенно тяжелые, длительные последствия имел массовый убой скота. Производство мяса на душу населения еще в 1940 г. составляло 15-20 кг. в год (в 1913 г. — 29 кг.).
Для того, чтобы заставить крестьян превратиться в колхозников, государство прибегло к испытанному во время Гражданской войны средству — «раскулачиванию». При этом под раскулачивание часто попадали не только зажиточные крестьяне, но и середняки и даже бедняки, которых в этом случае называли "подкулачниками". Государство осознавало экономические издержки раскулачивания, но политический успех — разгром крестьянской «верхушки» был важнее. Экономике предполагалось помочь, используя «кулаков» в качестве рабской рабочей силы. Массы "раскулаченных" направлялись на "стройки пятилетки".
Естественно, что наступление на крестьянство вызывало сопротивление, выливавшееся в волнения и террористические акты. Размах движения был грандиозным. Секретарь Центрально-черноземного обкома И. Варейкис сообщал: «В отдельных местах толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек… Масса вооружалась вилами, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями»[321]. Только в 1930 г. произошло более 1300 волнений, в который приняло участие более 2,5 миллионов человек. Это — огромная масса. Если бы из нее удалось сформировать армию, то власть большевиков рухнула бы. Но этого не произошло.
По мнению Н.А. Ивницкого, события января-февраля 1930 г. означали «начало гражданской войны, спровоцированной советским партийно-государственным руководством»[322]. Но в том-то и дело, что гражданская война не началась. Гражданская война — это раскол общества на две и более частей, каждая из которых имеет собственное руководство, руководящее вооруженной борьбой против других частей общества. Можно говорить о расколе общества в 1930 г., но никакого общего руководства, которое продержалось бы хотя бы эти критические месяцы, восставшие не имели. Налицо были все предпосылки гражданской войны кроме одного. «Нам вождей недоставало».
Конечно, волнения быстро и жестоко подавлялись. Под пулями гибли тысячи крестьян. Поэтому на тысячи волнений приходились десятки восстаний. Но ни одно из них не продержалось долго — ничего подобного, как во времена Махно и Антонова, не случилось. В этом есть некоторая загадка — при большем размахе волнений гражданская война не разразилась. Почему десятки восстаний, которые не удавалось подавить сразу, все же не смогли разрастись? Смысл раскулачивания как раз и состоял в массовом уничтожении крестьянского актива, всех, кто имел опыт и волевые качества для организации партизанского движения. Сталин бил на опережение, создав условия для того, чтобы деревенские маргиналы и коммунисты вырезали или выгоняли из деревни крестьянскую «верхушку».
В условиях высокой социальной мобильности 1917 — 1929 гг., когда представители правящей элиты имели многочисленных родственников и знакомых в низах общества, недовольство, вызванное коллективизацией, было особенно опасно. На это прямо указывает одна из крестьянских листовок того времени: "А тем временем эти царьки натравляют класс на класс, а сами в мутной воде грязь ловят, да насилием в коллективизацию заводят. Но не придется ярмо надеть на крестьян обратно, потому что все крестьянство в одной атмосфере задыхается, а также и наши дети в Красной армии понимают, что их ждет дома голод, холод, безработица, коллектив, т.е. панщина"[323].