Правда, армейские подразделения в экзекуциях, как правило, не участвовали — для грязной работы хватало коллаборационистов либо энтузиастов из тыловых частей. Но «как в Николаеве, так и в Симферополе от времени до времени присутствовал представитель от командования армии, присутствовал как зритель».
А далее в протоколе допроса Олендорфа Нюрнбергским трибуналом идет самое интересное.
«Полковник Эймен:
Что потом происходило с золотом и серебром, которое снималось с жертв?Олендорф:
Как я уже говорил, это передавалось в Берлин, в министерство финансов.Полковник Эймен:
Откуда вы это знаете?Олендорф:
Я помню, что в Симферополе это делалось таким образом.Полковник Эймен:
Что происходило с часами, которые снимались с жертв?Олендорф:
Часы по требованию армии поступали в распоряжение фронта».«Я — джентльмен!»
Общением с айнзатцкомандами джентльмены брезговали, а вот снятыми с расстрелянных евреев часами — нет. Сотрудникам СД руки не подавали — однако услугами их при необходимости пользовались и даже просили «ускорить ликвидацию», дабы освободить для себя жилье. Эта деталь смотрится весьма символично: таким вот образом нацистская империя с ее стремлением к расширению «жизненного пространства» как в капле воды отразилась в своей армии и в своих полководцах. А что до их показного чистоплюйства — так ведь и великий фюрер германской нации тоже был вегетарианцем…
Впрочем, в Крыму отличились не только айнзатцкоманды. В ноябре и декабре 1941 г. в Евпатории, по немецким данным, было убито 650 евреев, 150 крымчаков, а также около 120 «просто» заложников из числа местного населения. А после неудачной высадки советского десанта 7 января 1942 г. за помощь десантникам в городе было расстреляно, по немецким отчетным данным, 1306 человек[241]
. Это уже были не евреи, и расстреливали их не айнзатцкоманды, а армейские части — из тех, что оказались под рукой у командования армией и были брошены на отражение десанта.Падение Севастополя стало звездным часом Эриха фон Манштейна, урожденного фон Левински, — и вот чем ознаменовался этот час.
И. В. Антонюк, краснофлотец из 8-й бригады морской пехоты:
«…нас построили и погнали по четыре в ряд. Все рваные, грязные. Немцы стреляют, бьют прикладами, стреляют то вверх, то в кого-либо, то по колонне.
Когда вывели на Ялтинскую дорогу, то, не доходя до Сапун-горы, навстречу шла колонна танков. Они не свернули, а нас фрицы тоже не повернули вправо. Тех, кто пытался выбежать из колонны, немцы расстреливали из автоматов.
Так с головы и до хвоста колонны одну шеренгу танки и задавили гусеницами. Нас не останавливали. Танки тоже все время шли. Многие бросились бежать, но были расстреляны»[242]
.Л. А. Тарасенко, жительница города Севастополя (в 1942 г. ей было 14 лет):
«Озверевшие долгим сопротивлением немцы выхватывали из колонны моряков и стреляли их в упор. Наши бойцы то в одном, то в другом месте дрались с немцами-конвоирами. Когда мы вышли на шоссе, я была потрясена, увидев, как огромные машины наезжали на пленных, и когда проехали, то люди были расплющены, как лягушки на асфальте».
А. П. Мараренко (Лукашевская), военфельдшер 3-го батальона 287-го стрелкового полка 25-й Чапаевской дивизии:
«Гнала вместе с нашими ранеными по дороге на Инкерман босиком. Били и расстреливали обессиленных. Тяжелораненых мы волокли на себе. В Инкермане за колючей проволокой речка Черная. Кто кинулся попить, умыться, там и остался. Всех забросали гранатами».
А. П. Утин, краснофлотец: