Миг

Словами любви не лги!

Сквозь эфир скользящей планете

Непонятны ее круги.

10 февраля 1921

НАД СНОМ НАДЕЖД

Над сном надежд, что стаи птичьи, рея,

Кружат года, крик ястребиный зол;

Но дни, все дни взмывают, не старея,—

Вот — коршун, голубь, стрепет, стриж, орел!

Взлетайте! мчитесь! я, ловец бывалый,

Стрел, смерть поющих, не извел колчан.

Люблю сбивать с лазури в сумрак алый

Вас, бьющихся от боли острых ран!

Свой путь вершу меж круч, сквозь кольца веток,

Где в мгле никем не стоптана трава,

Но гибок лук, мой взор, как прежде, меток:

Всем зовам с выси вторит тетива!

Как весело за зелень летних теней

Стрела бежит, пронзая лист, легка!

День торжества, день жутких поражений —

Равно милы, — добыча в сеть стрелка.

Скорбь, радость, ужас, падайте со стоном

В гроб скал бесстрастных иль у горних струй,

И ты! ты! быстрый день, когда дано нам

Вновь ведать в жизни первый поцелуй!

3 февраля 1921

ИНКОГНИТО

Порой Любовь проходит инкогнито,

В платье простом и немного старомодном.

Тогда ее не узнает никто,

С ней болтают небрежно и слишком свободно.

Это часто случается на весеннем бульваре, и

У знакомых в гостиной, и в фойе театральном;

Иногда она сидит в деловой канцелярии,

Как машинистка, пишет, улыбаясь печально.

Но у нее на теле, сквозь ткани незримый нам,

Пояс соблазнов, ею не забытый.

Не будем придирчивы к былым именам,—

Все же часто сидим мы пред лицом Афродиты.

А маленький мальчик, что в детской ревности

Поблизости вертится, это — проказливый Амор.

Колчан и лук у него за спиной, как в древности;

Через стол он прицелится, опираясь на мрамор.

Что мы почувствуем? Укол, ощутимый чуть,

В сердце. Подумаем: признак энкардита.

Не догадаемся, домой уходя, мы ничуть,

Что смеется у нас за спиной Афродита.

Но если ты сразу разгадаешь инкогнито,

По тайным признакам поймешь, где богиня,—

В праведном ужасе будь тверд, не дрогни, не то

Стрела отравленная есть у ее сына.

12 марта 1921

ИСКРА

Вино ли пенится,

Вокалом схвачено,—

Солнечный сок?

Мяч ля лаун-тенниса

От удара удачного

Взвихрил песок?

Сам ли я искра лишь

Яростной хмельности,

Что глуби зажгла?

Миг! Это ты крылишь

Роковой мельницы

Все четыре крыла!

Явь или призрачность —

Губ этих сдавленность,

Дрожь этих плеч?

Тысячно-тысячный

Поцелуй отравленный,

Твердый, как меч?

Кружатся, кружатся

Мельничные лопасти,

Вихри взносит ввысь.

В привычности ужаса

Над небесной пропастью

Богомольно клонись!

7 февраля 1921

ЗВЕНО В ЦЕПЬ

И в наших городах, в этой каменной бойне,

Где взмахи рубля острей томагавка,

Где музыка скорби лишена гармоний,

Где величава лишь смерть, а жизнь — только ставка;

Как и в пышных пустынях баснословных Аравии,

Где царица Савская шла ласкать Соломона,—

О мираже случайностей мы мечтать не вправе;

Все звенья в цепь, по мировым законам.

Нам только кажется, что мы выбираем;

Нет, мы все — листья в бездушном ветре!

Но иногда называем мы минуты — раем,

Так оценим подарок, пусть их всего две-три!

Если с тобой мы встретились зачем-то и как-то,

То потому, что оба увлекаемы вдаль мы;

Жизнь должна быть причудлива, как причудлив

кактус;

Жизнь должна быть прекрасна, как прекрасны пальмы.

И если наши губы отравлены в поцелуе,

Хотя и пытаешься ты порой противоречить,—

Это потому, что когда-то у стен Ветилуи

Два ассирийских солдата играли в чет и нечет.

4 марта 1921

ТЕНЬ СВЕТА

ВСКРОЮ ДВЕРИ

Вскрою двери ржавые столетий,

Вслед за Данте семь кругов пройду,

В зыбь земных сказаний кину сети,

Воззову сонм призраков к суду!

Встаньте, вызову волхва послушны,

Взоры с ужасом вперяя в свет,

Вы, чья плоть давно — обман воздушный,

Вы, кому в бесстрастье — схода нет!

Встань, Элисса, с раной серповидной!

Встань, Царица, на груди с ехидной!

Встань, Изотта, меч не уклоняя!

Встань, Франческа, ей сестра родная!

Встань, Джульетта, пряча склянку с ядом!

Встань с ней, Гретхен, руки в узах, рядом!

Встаньте все, кто жизнь вливал в последний

Поцелуй, чтоб смерть сразить победней!

Вас не раз я оживлял сквозь слово,

Как Улисс, поил вас кровью строф!

Встаньте вкруг, творите суд сурово,—

Здесь на сцене дрожь моих висков!

Мне ответьте, судьи тьмы, не так ли

Парид вел Елену в Илион,

Бил не тот же ль сердца стук в Геракле,

В час, когда встречал Иолу он!

2 мая 1921

ЭТОТ ВСКРИК

Что во сне счастливом этот вскрик подавленный,

Этот миг, где сужен вздох до стона, что?

Древний перл, приливом на песке оставленный,

С мели, чьих жемчужин не сбирал никто.

Вечность бьет мгновенье гулкими прибоями,

Вихрь тысячелетий роет наши дни.

В чем нам утешение плакать над героями,

В темных книгах метить прежние огни?

Свет наш — отблеск бледный радуг над потопами,

Наши страсти — пепел отгоревших лет.

Давит панцирь медный в стенах, что циклопами

Сложены; мы — в склепе, выхода нам нет!

Если дерзко кинем в глубь холодной млечности

Крик, что не был светел в буйстве всех веков,—

Как нам знать, что в синем море бесконечности

На иной планете не звенел тот зов!

11 апреля — 7 мая 1921

БЫЛ МРАК

Был мрак, был вскрик, был жгучий обруч рук,

Двух близких тел сквозь бред изнеможенье;

Свет после и ключа прощальный стук,

Из яви тайн в сон правды пробужденье.

Все ночь, вновь мгла, кой-где глаза домов,