— Спасибо! Ты, как всегда, внимателен, Вадим, — скромно поблагодарила хозяйка за цветы и дважды поцеловалась с гостем. — Рада тебя видеть. Мартин в гостиной. По случаю твоего приезда он даже распорядился затопить камин, — печально улыбнулась она. — И, пожалуйста, ничего не говори о том, как он выглядит. Ты же знаешь, он не терпит лжи.
— Да, я понимаю, — пообещал тот. — Есть какие-то хорошие новости?
— Один Бог знает, — развела руками Хильда и легонько подтолкнула его вперед: — Иди, он тебя ждет.
Пересекая огромный холл, Ладышев привычно скользнул глазами по развешенным на стенах работам известных мастеров живописи, стоящим по углам скульптурам и вдруг наткнулся на инвалидное кресло. Обтянутое дорогой кожей, оно чинно поблескивало никелированными вставками и приковывало взгляд, словно утверждая: я здесь самый главный экспонат. Выглядело это настолько противоестественно, что от мгновенно нахлынувших эмоций стало дурно.
«Неужели вот он и есть — конец? Неужели это и есть момент истины, когда обыкновенное инвалидное кресло становится важнее и нужнее всех тех ценностей, к которым человек стремился всю жизнь?» — замер Вадим, почувствовав ком у горла.
С усилием оторвав взгляд от кресла, он судорожно вдохнул, выдохнул и шагнул в гостиную. Неподалеку от разожженного камина в огромном кресле-качалке дремал прикрытый пледом маленький мумиеподобный человек, в котором мозг категорически отказывался признавать Мартина Флемакса. Сердце моментально сжалось, скукожи-лось от боли, и захотелось сбежать из этой комнаты, чтобы не видеть, не слышать, не верить в торжество смерти над жизнью!
Поборов этот порыв и стараясь не шуметь, Вадим при-сел в соседнее кресло и уставился на огонь в камине.
«Каково же видеть это Хильде? — думал он, отрешенно следя за языками пламени. — Как огонь лижет и пожирает эти аккуратно нарубленные поленья, так и Мартина на ее глазах день за днем медленно пожирает его болезнь. Какая же она злая тварь: прекрасно знает, что погибнет вместе со своей жертвой, но от этого становится еще злее! В последний раз я заезжал к ним месяц назад: увы, разница между тем и этим Мартином не в пользу жизни», — сделал он печальный вывод и тут же краем глазауловил легкое шевеление пледа.
— Ты уже здесь? — приоткрыв глаза и тяжело задышав, едва слышно произнес Флемакс.
Стараясь придать телу вертикальное положение, он слегка подался вперед, кресло под ним закачалось. Вскочив с места, Вадим помог его зафиксировать, переместил подушки за спину больного, поправил плед, сжал сморщенную ладонь и присел подле на корточки.
— Ну здравствуй, «папа», — тепло произнес он. — С днем рождения! Рад видеть тебя живым и… — запнулся он. — Но не совсем здоровым, к сожалению… Как себя чувствуешь?
— В туалете пока сам управляюсь, — сыронизировал Мартин. — Я ответил на твой вопрос?
— Вполне. В таком случае, я надеюсь…
— …что это не последняя наша встреча, — подхватил Флемакс и вдруг закашлялся.
В комнате со стаканом воды в руках и чистой салфеткой моментально появилась сиделка Магда, с которой Вадим познакомился в прошлый приезд. Тут же прибежала Хильда.
— Вот видишь, даже чихнуть не дают, — справившись с приступом кашля, пожаловался Мартин хриплым голосом. Дышал он при этом часто, натужно, со свистом захватывая воздух. — Эти женщины… Все бы им… кого-то опекать… за кем-то ухаживать.
Не обращая внимания на его ворчание, Магда с непроницаемым лицом открыла лежавший на столике футляр, достала тонометр, измерила давление, а заодно и температуру тела, бесстрастно произнесла: «Good» — и вышла из комнаты.
— Знаю я это «good», — буркнул ей вслед Мартин и не ошибся.
Спустя пару минут женщина в белом халате вернулась с наполненным прозрачной жидкостью шприцем.
— Простите, но мне нужно сделать больному инъекцию, — обратилась она к Вадиму.
— Сделаете позже, — попытался отказаться Мартин, у которого при виде шприца на лице промелькнул прямо-таки детский страх.
— Нет, мы должны это сделать сейчас, — категорично заявила типичная немка средних лет: среднего роста, плотная, с короткой стрижкой и полным отсутствием косметики. — А вашему гостю я посмею напомнить, что больного нельзя утомлять, — стрельнув в Вадима строгим взглядом, добавила она.
— Те немногие, кто вхож в этот дом, меня… не утомляют, — в поисках поддержки Мартин поднял взгляд на жену и, уловив едва заметный кивок, продолжил: — Они дарят мне мгновенья счастья. Ответьте, Магда: может ли человек устать от счастья, которое приносит близкий человек?
— В инструкции доктора есть пункт, в котором черным по белому написано: посетители могут задерживаться у вас не более пятнадцати минут, — бесстрастно напомнила сиделка. — Простите, но это моя работа, — снова обратилась она к Ладышеву.
— Да, конечно, я все понимаю, — кивнул тот и встал. — Я сам в прошлом доктор и знаю, что больным нужен покой.
— Однако нельзя их лишать последних радостей, — снова ворчливо вставил Мартин. — Так и быть, Магда: делайте свой укол и оставьте нас одних хотя бы на полчаса. Прогуляйтесь, к примеру, по улице.