Миг бесконечности. Том 1

— Не только. На то много причин. Ты извини, но я действительно спешу.

— Тогда давай садись, — снова кивнул он в сторону пассажирского сиденья. — Неужели не поняла, что я всерьез намерен тебя подвезти? Силу применить к тебе, что ли? — улыбнулся он.

— Я уже поняла, что сила для мужчин — неоспоримый аргумент в общении с женщинами, — усмехнулась она. — Бьет наотмашь.

— Ты о водителе «Мицубиси»? Он — не мужчина, он моральный урод, — Вадим приблизился к Кате и осторожно коснулся пальцами лица: кроме лейкопластыря, с правой стороны под очками темнел кровоподтек. — И если ему не набьет морду Колесников, то это сделаю я. С особым удовольствием. Послушай, садись, пожалуйста, в машину. Погода мерзопакостная, пробирает до костей. К тому же твой вид… Извини, но ты так подозрительно смотришься с этим фингалом и баулом, что на месте ментов я бы сразу доставил тебя в отделение: то ли прилично одетая алкоголичка, то ли воровка, — попытался он пошутить. — Не иначе как «на дело» собралась.

Слова возымели действие. Протянув Ладышеву пустую сумку, Катя молча сложила зонтик. Захлопнув за ней дверцу, Вадим спрятал сумку в багажник и сел рядом.

— Тепла добавить? — спросил он и, не дожидаясь ответа, крутанул подсвеченный зеленоватым цветом регулятор температуры. — То солнце, то снег, то дождь. Скорей бы уж зима… Ты любишь горные лыжи? — неожиданно поинтересовался он.

— Я не фанатка лыж, но горы люблю, — кивнула Катя, украдкой рассматривая салон автомобиля: кожаная обивка, мягкое сиденье, деревянные вставки, виртуальная приборная панель. Редкий случай, когда реальность не обманула ожиданий, а скорее — наоборот — идеальная гармония роскоши и функциональности. — Муж… — она вдруг запнулась. — Виталик любит горные лыжи.

— А где вы катались? — выехав из двора, Вадим затормозил на красный сигнал светофора.

— Начинали в Словакии, затем Австрия — Хинтерглем, Италия — Червиния, снова Австрия — Ишгль, Санкт-Антон, Сельдей, — без всякого энтузиазма перечислила она.

— Неплохо, — оценил он и, словно не замечая нежелания собеседницы развивать лыжную тему, продолжил: — А Швейцария, Франция?

— Не успели. Теперь я не скоро попаду в горы. Разве что в Силичи, — грустно усмехнулась Катя.

— И почему так пессимистично? Как я понимаю, если ты ушла из газеты и при этом отказываешься от моего предложения, значит, уже определилась с новым местом работы? Решила пойти к Колесникову? Или, может, на телевидение? Я редко смотрю наши каналы, но наслышан: там не хватает хороших журналистов.

— Нашего брата везде хватает, — вяло отмахнулась Катя. — Ничего я пока не решила, — и вдруг оживилась: — А вот скажи, когда ты уходил из медицины, ты уже знал, чем будешь заниматься?

— Понятия не имел. Все случайно получилось, хотя… Истинных случайностей в жизни не бывает, во всем прослеживается закономерность. К тому же я не просто так решил уйти, обстоятельства подтолкнули… Что касается тебя, если не хочешь работать со мной, иди к Игорю, — после недолгой паузы посоветовал Вадим. — Не обидит.

— Не хочу, не мое это дело.

— А чего же ты тогда хочешь?

— Не знаю. Но и журналистикой заниматься не хочу.

— Плохо. Отсутствие цели есть дисгармония, дисгармония — прямой путь к депрессии, — философски рассудил Ладышев. — По себе знаю. Вообще-то ты меня удивляешь. Кто, как не ты, десять дней назад убеждал, что журналистика — лучшая в мире профессия?

— Профессия и в самом деле замечательная, — вздохнула Катя и повернула голову в сторону подсвеченного Дворца железнодорожников. — Но себя я в ней больше не вижу. Как ты говорил? Скука — это сытость. Видно, я пресытилась журналистикой.

— Все это временно. Возможно, ты просто устала. Мне тоже иногда кажется, что я сыт по горло бизнесом. Хочется все бросить и свалить за тридевять земель. Только проходит время, и все возвращается на круги своя: мой бизнес — мое детище. Как я могу его оставить? Как могу бросить людей, которые в меня верят? К тому же я не умею жить, ничего не делая, никуда не двигаясь… А по поводу твоего состояния одно могу сказать: ты уже не сможешь не писать, не делать заметок, не делиться с людьми информацией. Отдохнешь — и все начнется по новой.

— Не начнется. Слишком многое уже не начнется. Или не продолжится, — тихо заметила она.

— Что-то, конечно, нет, — согласился он. — Только здесь работает жизненная аксиома: ничего вечного нет. И слава Богу! Иначе жизнь катилась бы по изрядно надоевшему кругу. Мы не сразу это осознаем, цепляемся за прошлое… Кстати, зачем ты едешь на Гвардейскую? Если решила начать новую жизнь, не стоит там появляться.

Катя выдержала паузу, наконец повернулась к нему лицом и вопросительно заглянула в глаза.

— Я все знаю, — подтвердил он ее догадку. — Знаю, что ты ушла и от мужа.

— А я почти поверила, будто ты случайно оказался во дворах на Чкалова, — хмыкнула она и снова отвернулась. — Это Колесникова тебе рассказала и дала адрес?