Миг бесконечности. Том 2

— Кто-кто, читатели, народ. Что удивительно, даже журналисты тебя поддерживают. Есть, конечно, те, кто язвит, но в общей массе они погоды не делают. Быстро затыкаются, вернее, их затыкают твои сторонники. Представляю, что начнется, когда сегодняшний номер прочитают.

— А что там?

— Твоя статья и послесловие. Практически без купюр. Мария Ивановна только слегка подкорректировала.

— Мария Ивановна? Она выздоровела?

— Любаша ее вызвала. Что да как — не знаю, только та сразу после ее звонка прибежала. Сделала — и заплаканная до вечера ходила. Нам тут всем вчера впору было зарыдать. Такой сыр-бор разгорелся, не передать!

— Из-за статьи? — тихо уточнила Катя.

— А из-за чего еще? В редакцию из других газет трезвонили, спрашивали, будем ли печатать. Никто не знал, что ответить. Жоржсанд даже планерку отменила. Закрылась в кабинете, все кому-то названивала, с кем-то советовалась. А затем приказала передвинуть материал о колонии на четверг, а в номер дать статью о профессоре.

— А выпускающим кто был?

— Росомахин. До последнего момента ждал. Все бормотал: правильно Катька делает, что уходит и концы обрубает. Мол, ты слишком тонкая натура, не выжить тебе здесь. Признался, что по молодости не раз пытался порвать с журналистикой, но возвращался. О чем до сих пор периодически сожалеет… Кать, если между нами: ты куда собралась переходить? Никто не поверит, что ты решила остаться без работы. Вчера вдруг все вспомнили о слухах месячной давности: тебя то ли в Москву позвали, то ли в Германию. И по всем законам жанра ты обязана была громко хлопнуть дверью, что ты и сделала. Этакий пиар-грохот. Так куда лыжи навострила, признавайся?

— И ты туда же, — тяжело вздохнула Катя. — Почему всем так хочется меня куда-нибудь отправить, трудоустроить?

— А почему бы и нет? Тем более там у тебя друг-однокурсник, сама рассказывала. Поможет. Если выгорит, перетянешь и меня. Я здесь больше не могу. Так все задрало: и страна, и экономика, и жены, и дети. Германия, конечно, предпочтительней.

— Германия так Германия. Как скажешь… — согласилась Катя.

Настроение, которого, в общем-то, и не было, испарилось окончательно. Как и эмоции: о чем здесь спорить, что доказывать, если уж и Потюня, друг, ничего не понял, то чего ждать от других? Неужели мир настолько погряз в меркантильности, что в поступке по зову совести каждый норовит отыскать скрытый смысл?

— Для полноты картины можешь добавить, что замуж туда собралась, — усмехнулась она.

Судя по всему, к подобному вопросу ей теперь придется привыкать. Объяснять каждому, что ушла в никуда, глупо. Все равно не поймут и не поверят. Но за Веню было обидно до глубины души.

— Серьезно, что ли? — оторопел тот.

— Серьезней некуда.

— Ясно… В домохозяйки, значит, уходишь, — разочарованно протянул он. — Видать, твой полуолигарх пообещал тебе райскую жизнь с домохозяйкой в придачу. Н-да… Бабла у него навалом, раз может себе такое позволить.

— Завидуешь?

— Кому? Ему? Делать мне больше нечего, — шмыгнул носом Венечка. — За тебя радуюсь, глупая.

— Спасибо, но здесь я тебя разочарую. Я теперь в положении, когда ни мужа, ни любовника. С «полуолигархом», Венечка, мы расстались.

— И чем ты ему не угодила? Или он тебе? — после недолго молчания стал тот допытываться.

— Не сошлись характерами.

— Темнишь, — убежденно заявил Веня. — Не верю, что расстались. Поссорились — да, возможно. Но расстаться… Я ведь видел твои глаза, Катя. Да ты влюблена по уши!

— Влюблена, — не стала она отрицать. — Ну и что из того?

— Давай, выкладывай все до конца. Небось, еще одну бабу завел? Все у них, у олигархов, не так, как у людей, — сочувствующе проворчал он. — Ладно, не хочешь — не говори. Но в Интернет зайди. Ждут тебя и в «ЖЖ», и в блоге, и на форуме.

— Не пойду. Может, оно и к лучшему, что Интернет не оплачен. Не хочу возвращаться к прошлому.

— Неправильно это. Даже если ты ушла как журналист, то осталась как человек, как личность, мнение которой интересно людям, — попытался образумить ее Веня.

— Спасибо тебе на добром слове. Но, увы, не могу и не хочу.

— Н-да… Настроение у тебя в день рождения… — разочарованно вздохнул он.

— Это верно: день рожденья — грустный праздник. Но за поздравление спасибо, — Катя помолчала. — Вень, у меня к тебе просьба.

— Какая?

— В твоем столе, во втором ящике сверху, лежит запечатанный конверт. Отвези его по адресу, который там указан. В нем фотографии. Они из семейного архива, я обещала их вернуть.

— Это к последней статье? Сейчас посмотрю… Да, есть… «Улица Пулихова, дом…» — прочитал он. — Хорошо, закину в течение дня. А когда ты успела их положить?

— В понедельник вечером. Там еще папка, которая тебе нравилась, и так, кое-что по мелочам… Тебе пригодится для работы, а мне уже ни к чему.

— Спасибо. Только теперь начинаю верить, что ты в самом деле ушла, — погрустнел Веня. — Даже когда вчера за твой стол снова Стрельникову посадили, не верилось. А сейчас… Не знаю, что и сказать.

— А ты ничего не говори. Если какое-то время мобильный не будет отвечать, сам знаешь, где меня искать. Только это между нами, хорошо?