Миг бесконечности. Том 2

Если так, то и Генка, и Виталик были простой влюбленностью, прелюдией к настоящему чувству. Ведь разница в отношениях колоссальная: стоит ей только подумать о Вадиме, как каждая клеточка наполняется таким счастьем, такой нежностью, что впору заплакать от переизбытка эмоций. Не говоря уж о том, что с ней творится, когда он рядом. Она даже стихотворение об этом сегодня написала:

Обними меня крепче,
Отогрей мою душу.
Мы — одни в целом мире,
Позабудь все и слушай:
Я давно не любила…
И вначале решила,
Что придумала сказку —
Этим часто грешила.
И давно не мечтала —
Все плыла по теченью.
Твой загадочный образ
Словно следовал тенью:
Был то дальше, то ближе…
Лишь сейчас осознала
То, что строки о счастье
Я тебе посвящала!
Жизнь наполнилась смыслом,
Настоящим, не мнимым.
Я его отыскала
В нежном слове «любимый»…

«Только вот как изменить отношение Вадима к профессии журналиста? — Катя завела двигатель и вздохнула. — А ведь я забыла его предупредить, что моя командировка займет два дня, — внезапно вспомнила она и тут же расстроилась. — Вечером, когда позвонит, надо обязательно об этом сказать. Не забыть бы…»

…Народу в кафе собралось немало: коллеги, Ленькины друзья. К великому удивлению среди, гостей оказались двое ребят, которые работали в «Интермедсервисе». С Майковым их связывали пять лет учебы в радиотехе и два года веселой жизни в общежитии. И Катя, и они искренне обрадовались встрече: поболтали, вспомнили день рождения шефа, соревнование по боулингу.

Веселье меж тем набирало обороты, гремела ритмичная танцевальная музыка, каждый отрывался как мог. Одной Кате становилось все грустнее, и с каждой минутой росло желание убежать домой. Но как это сделать, не привлекая внимания? Ведь все привыкли, что она — заводила подобных мероприятий, а потому буквально за руку вытаскивали ее потанцевать или принять участие в конкурсе. Возвращаясь в перерывах к столу, она с тоской бросала взгляд на молчавший телефон: по просьбе именинника гости дружно отключили звонки. Терпение ее было на исходе. Больше она не может здесь оставаться. Придется исчезнуть тихо, по-английски. Сейчас она дождется, пока все снова чем-либо увлекутся, спрячется, хоть бы под столом, и сбежит.

«Так грустно… До слез, — ей стало совсем невмоготу. — И Вадим не звонит… — Катя снова глянула на телефон и тут же постаралась найти оправдание любимому: — Значит, не может. Занят, деловые переговоры, деловой ужин… Все понимаю, а не могу с собой совладать. Плакать хочется, а приходится улыбаться. Хоть бы не разреветься вот так, на ровном месте. Да еще на глазах у всех. То-то удивятся! Бросятся успокаивать, расспрашивать… Но как им объяснить, что иногда хочется в три ручья плакать просто так, оттого что внутри стало тесно от переполнившей душу нежности? Это не я, а нежность тоскует, грустит, рвется на поиски того, кому хочет принадлежать. Но он далеко, и мне ничего не остается, как скучать… Все, надо уходить», — оглянулась она.

Увы, виновник торжества стоял прямо у выхода и принимал поздравления от припозднившихся гостей.

«Нежность… Неплохо получилось, а главное — точно. Надо бы записать, — подумала Катя и потянула к себе висевшую на спинке стула сумочку. — Ручка есть, бумаги — нет, даже записную книжку не взяла. Разве что на этом?» — зацепилась она взглядом за острые белоснежные края салфетки.

«Нежность тоскует, грустит, рвется на поиски того, кому хочет принадлежать», — быстро набросала она.

Грянувший у входа залп смеха заставил отвлечься. Вскинув голову, она непроизвольно засмеялась, так как одной улыбки было бы мало. На голове у Майкова красовался очередной подарок — шляпа в виде головы страуса, которая удачно сочеталась с его долговязой фигурой, на попе — хвост из перьев, на ногах — красного цвета резиновые ласты. Ну вылитый страус!

«Тоска… Смех… Сквозь слезы», — параллельно складывалась в голове следующая цепочка.

Внезапно ее будто пронзило горячей волной. На душе потеплело, стало светло, как днем.

«Подумал обо мне, — поняла она, улыбнулась и вернулась к записям: — Слава Богу! Где же ты был, мой родной, так долго? Я, кажется, постепенно схожу с ума. Сидеть за праздничным столом и разговаривать с тобой без тебя? Разговаривать в измерении, которое придумала я сама. Мы с тобой… Как захватывающе звучит „мы“… Наших слов никто, кроме нас, не слышит. Как и не видит тебя. А ведь ты рядом, я чувствую твое дыхание, твое тепло и, как дитя, радуюсь, что только я обладаю исключительным правом слышать твой негромкий голос. Тембр, напоминающий журчание ручья. Хотя нет… Так падают капли дождя… И твой голос цвета нежного, теплого дождя…» — снова улыбнулась она и потянулась к пачке с сигаретами.