Миг бытия

Начну издалека, не здесь, а там,
начну с конца, но он и есть начало.
Был мир как мир. И это означало
всё, что угодно в этом мире вам.

В той местности был лес, как огород, —

так невелик и всё-таки обширен.
Там, прихотью младенческих ошибок,
всё было так и всё наоборот.

На маленьком пространстве тишины

был дом как дом. И это означало,
что женщина в нём головой качала
и рано были лампы зажжены.

Там труд был лёгок, как урок письма,

и кто-то — мы ещё не знали сами —
замаливал один пред небесами
наш грех несовершенного ума.

В том равновесье меж добром и злом

был он повинен. И земля летела
неосторожно, как она хотела,
пока свеча горела над столом.

Прощалось и невежде и лгуну —

какая разница? — пред белым светом,
позволив нам не хлопотать об этом,
он искупал всеобщую вину.

Когда же им оставленный пробел

возник над миром, около восхода,
толчком заторможённая природа
переместила тяжесть наших тел.

Объединённых бедною гурьбой

врасплох нас наблюдала необъятность,
и наших недостоинств неприглядность
уже никто не возмещал собой.

В тот дом езжали многие. И те

два мальчика в рубашках полосатых
без робости вступали в палисадник
с малиною, темневшей в темноте.

Мне доводилось около бывать,

но я чужда привычке современной
налаживать контакт несоразмерный,
в знакомстве быть и имя называть.

По вечерам мне выпадала честь

смотреть на дом и обращать молитву
на дом, на палисадник, на малину —
то имя я не смела произнесть.

Стояла осень, и она была

лишь следствием, но не залогом лета.
Тогда ещё никто не знал, что эта
окружность года не была кругла.

Сурово избегая встречи с ним,

я шла в деревья, в неизбежность встречи,
в простор его лица, в протяжность речи…
Но рифмовать пред именем твоим?
О нет.