Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

Глава 5. Курс на «спокойствие в Поднебесной»

Сразу после нашего прибытия в КНР в китайской внешней политике тоже стали нарастать перемены. По-настоящему они были осознаны в СССР лишь позднее. Тогда же их контуры угадывали далеко не все. Некоторые категорически не желали замечать сдвигов.

В апреле 1982 года, непосредственно перед отъездом на работу в Пекин, я выслушал инструкции заведующего I ДВО МИД СССР М.С. Капицы: «Китай – наш противник, окончательно скатился на проимпериалистические позиции, поэтому надо быть начеку, разоблачать суть китайской политики, давать отпор». Согласно доходившим до меня сведениям, в ЦК КПСС, на Старой площади, настрой отличался еще большей суровостью. Там китаисты клеймили не только проимпериалистический курс Пекина на мировой арене, но и внутренние реформы, «попахивавшие реставрацией капиталистических порядков».

Кое-кто из ученых-китаеведов, а также сотрудников среднего и молодого поколений в МИДе находили в китайских реформах рациональное зерно, чувствовали и подспудную заинтересованность Пекина в улучшении отношений с СССР. Но они в основном помалкивали, а если и открывали рот в пользу более умеренных оценок происходящего в КНР, то немедленно получали «по шапке».

Как уже отмечалось выше, наши с Наташей первые наблюдения по дороге в Пекин и в самой китайской столице свидетельствовали, что реформы в КНР дают эффект, экономика начала оживать. Еще одним впечатлением было отсутствие открытых проявлений враждебности к советским людям со стороны китайского населения. На нас глазели, как и на прочих иностранцев, но ни в коей мере не оскорбляли, не грубили. Более того, бывало, что на улицах, в магазинах и других общественных местах к нам подходили пожилые интеллигентные китайцы и с ностальгией вспоминали о временах советско-китайской дружбы. Уличные торговцы, широко улыбаясь, в шутку называли нас «сулянь гэгэ» – «советские старшие братья», на манер 1950-х годов.

В печати советская тематика подавалась гораздо сдержаннее, чем раньше. СССР осуждали теперь только за «гегемонистскую внешнюю политику, создание угрозы Китаю». Внутренние советские дела освещались в нейтральном ключе.

Удивляло, как часто цитировали в Китае Ленина. Всякий раз, когда обосновывалась необходимость реформ, открытия страны иностранному капиталу, борьбы с экономическими преступлениями, обязательно делались ссылки на ленинские установки. С теплотой вспоминала китайская печать об истории СССР вплоть до конца 1950-х годов. На первомайские праздники на центральной столичной площади Тяньаньмэнь вывешивались портреты Ленина и Сталина.

В июне 1982 года на выставке по случаю 100-летия болгарского коминтерновца Димитрова демонстрировались документы, содержавшие восторженные оценки СССР, назидания Димитрова соотечественникам всегда любить Советский Союз, тесно дружить с ним, равняться на него. В июне же телевидение КНР вело репортажи с первенства мира по футболу в Испании, в которых бросались в глаза повышенный интерес к играм сборной СССР, доскональное знание китайскими комментаторами истории и текущего состояния нашего футбола и, более того, выражение ими симпатий к советской команде.

Буквально через несколько дней после нашего прибытия в Пекин премьер Чжао Цзыян огласил «три основополагающих принципа китайской внешней политики». Советник-посланник Г.В. Киреев стал вслух рассуждать:

– Каков смысл слов Чжао Цзыяна о том, что Китай проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику? А до этого какой была китайская политика? Несамостоятельная? Зависимая? От кого?

В результате длительных дискуссий мы пришли к выводу, что три принципа, сформулированные Чжао Цзыяном, не просто вносят новые нюансы в неизменную внешнеполитическую линию КНР. Они свидетельствуют о начале реальных перемен в этой линии. Китай явно сигнализировал о своем стремлении дистанцироваться от Запада.

Вскоре, в начале мая 1982 года, мы принимали в посольстве М.С. Капицу. Напомнив Михаилу Степановичу о новых моментах в китайских внешнеполитических позициях, я осмелился задать высокому гостю вопрос:

– Не кажется ли вам, что КНР настраивается на примирение с СССР, Китаю, занятому внутренними реформами, это становится все более необходимым?

Вопрос прозвучал в разгар пикника, когда начальник уже основательно угостился спиртным. М.С. вспылил:

– Женька! Как ты можешь говорить такие глупости?! Ты же историк. Мы обречены быть соперниками с Китаем! Наше противостояние непреодолимо!