Магистраль Москва – Пекин будоражила воображение многих, и по мере того как Китай открывался внешнему миру и улучшались его отношения с СССР, из Пекина в Москву и в обратном направлении потянулись вояжеры из разных частей света. Мы еще дважды проехали по этому маршруту. Помимо экзотики, привлекала возможность отвезти домой побольше вещей.
К июлю 1984 года приготовили сорок коробок. Наташа с помощью друзей из техсостава посольства подобрала коробки под размеры купе так, чтобы рационально использовать его площадь. Пронумеровала коробки, нарисовала схему с указанием конкретного места для каждой единицы багажа. Но состав подали с опозданием, погрузка осуществлялась в спешке, схема оказалась нарушенной. Все коробки в купе не вошли, тем более что нам, конечно, надавали кучу посылок. Излишки разместили еще в одном купе.
Вот что я отметил в своем дневнике накануне отъезда:
Маньчжурия в этой поездке в разгар лета выглядела гораздо симпатичнее, чем весной 1982 года; зелень шла ей больше нежели голые деревья и иней. А вот ресторан в поезде разочаровал. Блюда подавали невкусные, с неприятным запашком, пиво – теплым. Правда, все познается в сравнении. В вагоне-ресторане мы встретили знакомого дипломата, возвращавшегося из командировки в Северную Корею. Он восторгался едой, восклицал, что не пробовал в Пхеньяне такой вкуснятины!
Станция Маньчжурия тоже показалась после Пекина не такой уж блестящей. Маленький вокзальчик, ограниченный ассортимент товаров в станционных магазинах. А вот официальные лица вновь оставили очень приятное впечатление. Сначала в вагон вошли представители санитарной службы. Широко улыбаясь, поинтересовались здоровьем пассажиров и тут же удалились. Пограничники и таможенники тоже были отменно вежливы, предупредительны и проворны. Багаж ни у кого не тронули. На все формальности ушло пять минут, после чего пассажиров выпустили погулять. Кто хотел, в мгновение ока обменял юани на доллары в расположенном на перроне валютном пункте.
От Маньчжурии состав сделал короткую перебежку в Забайкальск. Еще больше чем в первый раз поразил контраст. На китайском участке пути вплоть до самой границы не было видно ни военных объектов, ни военнослужащих. Но стоило нам пересечь границу, как замелькали военные пейзажи: солдаты и офицеры, проволочные заграждения, перепаханные полосы земли, траншеи, дзоты, танки и орудия. Словно военный лагерь накануне крупного сражения. Я вспомнил, как наш посол на совещании дипсостава возмущался статьей западного журналиста с описанием милитаризации района Забайкальска. Клевета, мол. Нет, не клевета. Все правильно описано.
Поезд тормозит у станции. Здание вокзала по-прежнему обшарпанное, с осыпающейся штукатуркой. У входа маячат плохо одетые бабушки, помятые алкаши. Не успел состав замереть, как по перрону застучали кованые сапоги пограничников. Проводница дрожащим голосом стала требовать, чтобы пассажиры вернулись в купе (на станции Маньчжурия таких приказов не звучало).
Официальные лица угрюмой гурьбой ввалились в вагон. Представительница медицинского контроля с непроницаемым лицом изъяла у нас букеты цветов. Суровый пограничник долго сверял фото в паспортах с нашими физиономиями. Юные солдатики тем временем буквально разбирали вагон на части: вскрывали полы, раздвигали потолки, прощупывали руками все щели. Правда, у нас в купе щелей не было: коробки стояли в притирку друг к другу так, что мышь не проскочит.
По окончании тягучей процедуры общения с представителями власти пассажирам велели оставаться на своих местах. Спустя минут десять состав отогнали к месту, где меняют колеса для более широкой отечественной колеи. И только тогда пассажиров выпустили на волю, и они наперегонки понеслись вдоль железнодорожного полотна к видневшемуся поодаль вокзалу. Кто-то юркнул в буфет, где клиентам предлагали лишь обветренные котлеты и высохшие кексы. Другие методом расспросов добрались до обменного пункта (не обозначенного никакими знаками), чтобы заполучить советские рубли.