Миг власти московского князя

— Все уладится, Марьюшка, будешь ты у меня, красавица, великой княгиней, в городе стольном жить–поживать, — приговаривал князь, гладя ее по растрепанным темным волосам.

— Что ж, слова твои как елей. Из посада — да в княгини! — проговорила Мария, надув губы, но нео­жиданно до нее дошел смысл сказанного, и она устави­лась на князя, пытаясь понять, не шутит ли он. — Это как же? Из посада — да сразу в великие? Кто ж меня туда пустит? Да и ты — князь удельный. А во Влади­мире дядя твой сидит!

— Не хотел я тебе о своих задумках до поры до вре­мени говорить, но с кем же мне еще поделиться, как не с родным человеком? Ты ж ребенка моего под сердцем носишь. Потому доверяю я тебе, — сказал князь, вни­мательно глядя на Марию.

Присев на край ложа, он положил ей руку на плечо и вкратце поведал и о том, что подозревает Святослава в причастности к смерти отца, и о том, что хочет ото­мстить ему за это и самому занять великокняжеский стол. Ни жива ни мертва внимала она его словам, взды­хала по–бабьи, участливо иногда качала головой, по­рой удивленно вскидывала брови, а когда он завершил свой рассказ, смотрела на него со страхом, не будучи в состоянии произнести хоть слово.

— Теперь ты о делах моих осведомлена. Все тебе поведал. Надеюсь, что будешь мне в моем трудном деле опорой, а не ковами. Знай: все делаю я не ради корыс­ти, а лишь затем, чтоб зло искоренить. А как сяду во Владимире, и о нашем с тобой счастье да о будущности дитяти нашего позабочусь.

— Ой, Миша, чтой-то боязно мне за тебя! А ну как стрый супротив выступит? У него сил-то поболе! Что ж тогда? — Она закрыла лицо руками, а потом, скрестив их на груди, сказала твердо: — Ты не печалься, Миша! Я обузой тебе не стану. Лишь об одном прошу: береги себя. Ведь кроме тебя, сокол ты мой ясный, меня… нас, — поправилась она, провела ладонью по животу, который совсем не выдавал ее положения, и продол­жила решительно: — Ведь кроме тебя, Миша, нас за­щитить нынче некому.

Михаил утвердительно кивнул.

На самом деле он и раньше не мог понять, как ему следует поступить с Марией, а теперь и вовсе ломал го­лову, что делать. Ослепленный первым сильным и ис­кренним чувством, он совсем не думал о последствиях своего опрометчивого поступка, лишь через некоторое время, поймав укоризненные взгляды воеводы, ре­шил, что пускай все остается так, как есть.

Не без наущения Макара, считавшего, что москов­ская зазноба «не по роду» требует к себе от князя слишком много внимания, Егор Тимофеевич будто невзначай пару раз напоминал Михаилу Ярославичу Mономаховы «Поучения», говорил, что, мол, в пьянстве и блуде погибают душа и тело и что даже женам — воевода особенно выделял это слово — не должно давать над собою власти. Видя, что князь не воспринимает его намеки, он как-то сказал ему напрямую, что, мол, Ма­рия вправду девка ладная да видная, но мало ли таких еще встретится, не всех же под венец вести. И сам Ми­хаил Ярославич, когда немного поостыл любовный жар, охвативший его, стал понимать, что как ни хоро­ша его зазноба, а в жены тем не менее следует брать дочку какого-нибудь князька, пусть даже и захудалого: все-таки поддержка будет, да и приданое не поме­шает. А если не торопиться с выбором, можно пригля­деть невесту из хорошего рода, чтоб ему ровня была.

Однако княжеское сердце, видно, все же сильно прикипело к московской красавице, да и не холопка она, чтоб после того, как надоест, со спокойной душой ее оставить. Вот и мучался порой князь сомнениями, которые не пропали и после того, как Агафья сообщи­ла ему о беременности Марьи. Знал, на что та намека­ла, но вот опять в любовном порыве все представилось иначе, и судьба будущего ребенка была решена. Хоть и неясно, что с дитем станет, когда подрастет, но уж точно появится он на свет в положенный срок.

Через несколько дней после плавания к Гостиной горе отправился восвояси Иван. Во Владимир как раз собирался Аким со своим братом и с расторопным пле­мянником Мефодия Демидыча, к ним он и присоеди­нился. Накануне отъезда Иван очень долго беседовал с князем и воеводой, которые давали ему последние на­ставления, а на прощание вручили увесистую, приятно позвякивающую калиту. Добрался он до дома извест­ного в Москве купца затемно, а спозаранку уже ехал по дороге, ведущей к Владимиру.

Расставшись с Иваном, князь с воеводой принялись обсуждать свои дальнейшие действия. Оба они уже во­очию видели, как въезжает дружина Михаила Ярославича в стольный город, как у Золотых ворот радостно встречают молодого князя владимирцы. Однако на са­мом деле до той поры, когда князь с дружиной смог на­конец выступить в поход, было еще несколько меся­цев.

Время текло неспешно. Проходил день за днем, не­деля за неделей, минуло Рождество Пресвятой Богоро­дицы, отстояли верующие службу на Воздвижение жи­вотворящего креста Господня, смерды повезли с полей хлеб, первые птицы потянулись в теплые края, а нуж­ных вестей из Владимира все не было.