— О нет… Конечно нет… — Она замолчала, поняв, что тяжело дышит, а потом увидела человека с багажом в обеих руках. — Лифта нет, а у вас куча вещей.
Майе показалось, что события опережают ее. Она оглядела многочисленные сумки, заполнившие дверной проем, и запыхавшегося, потного носильщика, который не выглядел счастливым. Он перестал хмуриться, когда Виолетта испуганно посмотрела на него сквозь слезы.
— Ах вы, бедняжка! Мия как раз собиралась помочь вам, не так ли? — Она повернулась к Майе: — Этот человек… Вас ведь зовут Джордж? Он настоящий ангел. Ну, где мой кошелек? О, Мия, заплати Джорджу и дай ему хорошие чаевые.
Мия? Ладно, ее называли и худшими именами. К тому времени, как она расплатилась с Джорджем, Виолетта и малыш устроились на диване в ее гостиной. Малыш пускал слюни и жевал кулачки, а его мать разглядывала интерьер. Судя по ее раздутым ноздрям, она явно не одобряла то, что видит.
Майя ждала. Она могла многое сказать, но не знала, с чего начать.
Виолетта прошептала дрожащим голосом:
— Извини.
— За что? — Майя слегка нахмурилась, когда Виолетта расчетливо уставилась на нее ярко-голубыми глазами.
— За то, что приехала без предупреждения. Но я в отчаянии. Хотя, клянусь, я очень давно хотела познакомиться с тобой.
— Да? Но я думала, что твоя мать… Оливия сказала, что ни ты, ни она не желаете иметь со мной ничего общего. — Майя прикусила губу, когда у нее дрогнул голос.
— Когда мама встретилась с тобой, я была уязвимой. Мне до сих пор трудно говорить о том периоде моей жизни. А мама всегда очень оберегала меня. Мне следовало извиниться, но я боялась, что ты обидишься на меня, хотя… — Ее губы задрожали, а голос надломился. — Хотя Криштиано и сказал, что я должна… Прости.
Она беспомощно оглядывалась по сторонам, пока Майя не протянула ей коробку с салфетками.
— Криштиано?
— Мой муж. — Виолетта взяла салфетку и осторожно промокнула ею гладкую щеку.
Майя изумленно разглядывала ее безупречный макияж.
— Но он умер, так и не увидев нашего дорогого Маттио.
Майя посмотрела на малыша широко распахнутыми и потрясенными глазами, и ее сердце сжалось.
— Мне очень жаль это слышать.
Младенец выбрал именно этот момент, чтобы схватить в свой пухлый кулачок прядь красиво окрашенных волос матери. Виолетта взвизгнула, и ее трагическое страдание сменилось раздражением.
— Давай я. — Майя наклонилась вперед и разжала крошечные, но цепкие пальчики, сжимавшие блестящую прядь каштанового оттенка у корней и светлую на конце. Трудно было угадать, какой у нее натуральный цвет волос.
— А теперь я… У меня ничего нет!
Изо всех сил стараясь не вести себя глупо, Майя предложила еще одну салфетку, но ее сводная сестра отказалась и откинула назад блестящие волосы.
— У тебя есть малыш, а у него есть ты, — наконец хрипло сказала Майя, к ее горлу подступил ком. Она с трудом сглотнула. Если она расплачется, то будет выглядеть не так красиво, как Виолетта. — Ребенку нужны любовь и забота, — прибавила она и напомнила себе, что любовью не оплатить счета. — Я знаю, быть матерью-одиночкой тяжело с финансовой точки зрения и…
— Но Маттио — Агости!
Майя в замешательстве покачала головой.
Казалось, ее невежество шокировало молодую женщину, которая округлила голубые глаза.
— Он наследник половины состояния Агости.
— Ах да. — Майя неуверенно кивнула. По ее мнению, ребенку было бы полезнее жить не в роскоши, а с отцом.
— Конечно, деньги должны были достаться мне, как его вдове, но Криштиано изменил завещание, и я знаю, кто в этом виноват, — мрачно сказала она. — Я точно знаю, что Маттио получит свою долю, — быстро прибавила она, увидев выражение лица Майи.
Майя кивнула, ей с трудом верилось в это заявление. Но разве она могла винить Виолетту?
— Но я не могу обращаться к Самуэле за каждой мелочью. Криштиано поручил ему обеспечивать финансовое благополучие нашего ребенка.
— Кто такой Самуэле? — спросила Майя, изо всех сил стараясь не упустить нить разговора.
— Он старший брат Криштиано. Он всегда ненавидел меня. Он ревновал меня, потому что Криштиано не позволял ему принимать единоличные решения. О, я не виню моего дорогого Криштиано, он был уязвим, а Самуэле настраивал моего мужа против меня. Ты наверняка мне не веришь, но ведь никто не верит! — воскликнула она почти визгливо. — Никто не понимает… Все думают, что Самуэле заботится о своей семье и обо мне.
Майя прижала пальцы к пульсирующим вискам. С каждым словом Виолетты перед ее глазами вставала до ужаса знакомая ей картина, переводившая гнев в спокойную решимость.
— О, я понимаю. Я отлично понимаю, — сказала она. — Внешне человек может быть замечательным, а в душе совсем другим.