Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

Наблюдая за этой возней, Лиминг поощрил их труды злорадным хихиканьем. Раньше он ни за что не смог бы злорадно хихикнуть — Даже один раз, даже на спор, суливший крупный выигрыш. Теперь же это у него получалось без малейшего труда. Воистину нет предела человеческому совершенствованию!

Одарив его взглядом, полным неприкрытой злости, один из охранников вышел и вернулся, неся тяжелую лестницу. Приставив ее к стене, он тщательно исследовал окно. Но это ничего не дало, ведь он осматривал только целостность решетки. Каждый прут он хватал обеими руками и энергично тряс. Но проволочное колечко ускользнуло от его внимания. Закончив проверку, охранник с удовлетворенным видом спустился вниз и удалился вместе с лестницей.

За ним ушли и остальные. Лиминг оделся и прижал ухо к глазку. Слышалось только тихое сопение и иногда шуршание одежды. Он сел на скамью и стал ждать. Вскоре блеснул свет, и глазок открылся.

Закрыв отверстие рукой, Лиминг пожелал:

— Умри, фаплап!

Глазок захлопнулся. Послышались удаляющиеся шаги, только что-то уж слишком громкие. Он снова стал ждать. Полчаса мертвой тишины — и глаз появился вновь, получив за свое долготерпение еще одну “козу”, сопровождаемую проклятием. Если это был все тот же глаз, то он прямо-таки напрашивался на наказание.

Игра продолжались с перерывами часа в четыре, пока, наконец, обладателю глаза это не надоело. Тогда Лиминг смастерил новую спираль и закричал в нее что было сил, чем вызвал еще одну проверку. В этот раз его не раздевали и камеру не обыскивали, ограничившись конфискацией незнакомого предмета. Симптомы усталости были налицо.

Проволоки осталось всего на один ускоритель сердечного ритма. Он решил приберечь ее на будущее, а пока — подремать. Плохая пища и недосыпание грозили подорвать его силы.

Он лег на скамью, вздохнул и прикрыл воспаленные глаза. Через пару минут раздался такой храп, будто перепиливали решетку. В коридоре началась паника, за которой последовало очередное вторжение.

Проснувшись от шума, Лиминг призвал на головы тюремщиков все мыслимые и немыслимые напасти. Затем снова улегся. Он совершенно устал, правда, и они — не меньше.

Он спокойно проспал до полудня, сделав только перерыв для обычного жуткого завтрака. Потом настало время обычного жуткого обеда. На прогулку его не выпустили. Он колотил в дверь, требуя, чтобы ему объяснили, почему его лишают свежего воздуха, и угрожая всем и каждому принудительными лечениями от всевозможных существующих и несуществующих болезней. Но ничего не добился.

Тогда он сел на скамейку и задумался. Может быть, отмена единственного развлечения — это месть за то, что из-за него они всю ночь прыгали, как перепуганные блохи? Или они подозревают ригелиан и не хотят, чтобы он с ними общался?

Так или иначе, но он задал врагам перцу! И причем в одиночку! А это уже кое-что. То, что боец попал в плен, вовсе не означает, что он вышел из боя. Даже из-за этих толстых стен он сумеет насолить противнику, отнимая время и энергию, внеся сумятицу в его ряды, обезвредив хотя бы немногих из вражеской шайки.

“Теперь, — решил он, — самое время распространить и усилить заклятье”. И сделать это как можно основательнее. Чем шире он его распространит и чем в более туманные слова облечет, тем успешнее сумеет приписать его действию любые несчастья, которые раньше или позже непременно случатся.

Так бывает с гаданиями цыганок. Люди склонны придавать особый смысл туманным изречениям, когда возникают обстоятельства, которые можно истолковать в свою пользу. Тут даже не нужно быть особенно легковерным. Заставьте человека чего-то ожидать, а потом, когда случится нечто подобное, он так и ахнет от удивления.

— Очень скоро на валяем пути встретится высокий брюнет.

После этого сообщения годится любой мужчина, ростом выше среднего и не альбинос. А под “очень скоро” подразумевается любой срок от пяти минут до пяти лет.

— Мамочка, вчера заходил страховой агент. Так вот, он мне улыбнулся! Ты ведь помнишь, что говорила цыганка?

Чтобы получилось что-то стоящее, нужно приспособиться к окружению. Если оно в корне отличается от обычного, то и приспосабливаться к нему придется совершенно по–особому. Насколько ему известно, он, Лиминг, — единственный землянин в этой тюрьме. Мало того, он единственный узник, которого содержат в одиночной камере. Значит, его тактика не должна иметь ничего общего с планами ригелиан.