Миг возмездия

Каждый старался помочь. Кто-то положил смоченную водой тряпицу, другой поднес к ее носу флакончик с ароматическими солями. Еще кто-то пытался хлопать по щекам, растирать ее короткопалые, загрубевшие от тяжелой работы руки. Все отчаянные попытки вернуть ее в этот полный трудностей суматошный мир, который она так внезапно покинула, не увенчались успехом.

Кесслер снял фуражку и обратился к потерявшему дар речи Михаличу, стоявшему на коленях перед женой.

— Сочувствую вам! Глубоко сочувствую!

— Мамушка! — дрожащим голосом воскликнул потерявший после этих слов последнюю надежду Григор. — О, моя бедная замученная… — Дальше он пробормотал что-то на своем языке, полном непривычных гортанных звуков, обнял жену за плечи и горько прижался к ней. Рядом валялись ее растоптанные в суматохе очки, до которых теперь никому не было дела. Григор судорожно сжимал ее в своих объятиях, словно никогда не собирался выпустить жену из своих рук. Никогда.

— Маленькая моя Герда. О, моя…

Пока Григор, безутешный от горя, навсегда прощался с половиной своей жизни, своей души, с половиной себя самого, остальные отошли на несколько шагов и, держа наготове оружие, повернулись лицом к джунглям. Потом они заботливо отвели Григора в сторонку, а ее похоронили под высоким раскидистым деревом, поставив на могиле грубо сколоченный крест.

За оставшееся перед темнотой время они прошли еще миль семь и расположились на ночлег. Григор прошел весь этот путь молча, не проронив ни единого слова, словно автомат, который ничего не видит, ничего не слышит. Ему было совершенно безразлично, куда и зачем идти, все потеряло для него смысл.

— Не надо так убиваться. Ей бы это не понравилось, — наклонившись при ярком свете костра, сказал вполголоса Григору Файнстоун.

Григор никак не отреагировал на это, уставившись ничего невидящими глазами на языки пламени.

— Она ушла легко и быстро, — утешал его Сэмми. — У нее ведь было больное сердце? — Не получив ответа, он продолжал говорить безучастному Григору. — Я не раз замечал, как она начинала задыхаться и прижимать руку к левому боку. Мне почему-то казалось, что ее беспокоит невралгия. А оказалось, это было сердце. Почему она это скрывала от нас?

— Не хотела делать друдноздь, — глухо произнес Григор.

Это были его первые и последние слова после ее погребения. Никогда больше он не вымолвит ни слова.

В четыре часа в лагере его уже не было. Когда третья луна потянула свой шлейф к горизонту, Кесслеру стало невмоготу неподвижно стоять на посту, и он, осторожно ступая вокруг спящих, обошел вокруг лагеря и обнаружил пустующее место, где спал Григор. Тревожить спящих людей Кесслер не стал: он понимал, что прерывать отдых измученных спутников нельзя, которым так необходим сон, чтобы набраться сил на преодоление трудностей и препятствий наступающего дня. Он бесшумно перешагивал через спящих вповалку людей, намаявшихся за прошедший день, осматривая лагерь и прилегающую к нему местность.

Григора нигде не было.

Со всех сторон их грозно обступали джунгли, особенно жуткие ночью. Неясные шумы и шорохи наполняли тишь. Какое-то фосфоресцирующее существо пронеслось между верхушками деревьев, раскинув огромные крылья, и исчезло едва слышным призраком. Кесслер призадумался над создавшимся положением. Когда и как Григор скрылся, трудно было определить. Времени прошло достаточно, чтобы проделать несколько миль назад. Если ему удалось остаться в живых, то искать нужно было только возле могилы любимой женщины.

Догадаться об этом несложно. Как поступить дальше? Кесслера мучили сомнения: если он отправится на поиски один, ему придется разбудить кого-то из спящих, чтобы тот сменил его на посту. Это создаст угрозу для уменьшившегося и разделенного их маленького отряда. Вполне возможно, что все это время их преследует какое-нибудь существо, а то и несколько, выжидая подходящего момента, чтобы разделаться с непрошеными гостями. Теперь сила такой маленькой группы людей в единстве.

Кесслеру пришлось с большой неохотой разбудить спящих.

— Григор ушел, — коротко объяснил он причину вынужденного раннего подъема.

— Когда?

— Неизвестно. Он мог бесшумно уползти с поляны, когда я стоял спиной к лагерю, либо его уже не было здесь еще тогда, когда я заступал на вахту, а я проморгал. — Кесслер угрюмо уставился на догорающий костер. — Мы не можем допустить, чтобы он погиб, оставшись один в этом страшном лабиринте. Нужно найти Григора, если только он еще живой, и вернуть в отряд.

— Я схожу и приведу его, — предложил Сэмми, подняв свое мачете.

— Тогда бы я не будил вас всех, — возразил Кесслер. — Достаточно было одного, чтобы кто-то из нас вернулся за Григором. Но это слишком рискованно, в одиночку легче погибнуть. Теперь мы отправимся вместе. Так безопасней, — решительно закончил он.

Билл Молит, потягиваясь и широко зевая, взвалил на спину свой тяжелый мешок и схватил мачете.

— Вопрос решен. Мы все пойдем обратно. Идти-то нам всего ничего — миль семь. А что такое семь миль?

— Ночью, пожалуй, это побольше, — заметил Кесслер.

— Ну и что? — опять зевая, потянулся Билл. — Пошли.