Он подошел к окну. Сверху было видно, как тянутся к метро прохожие, тяжело груженные заблуждениями и комплексами: каждый казался увитым гроздьями рыбьих пузырей. На расстоянии Крокодил не мог различить, что именно мучит этих людей, разобрал только флер настоящей веры над головой высокой сутулой девушки да плотный страх на плечах испитого мужчины лет пятидесяти. А вон пошел любящий человек, не влюбленный, а именно любящий — немолодой, счастливый…
«Почему я это вижу? Почему я понимаю то, чего не понимал раньше?
Я понимаю, например, что Аиру сошлют за его предприятие и он шел на это сознательно. Он знал наперед: “Ночью Раа всходит на темном небе, там родной дом. Хочется смотреть на него и выть. Им не нужны свидетели этих песен”…»
Все это было миллионы лет назад. Аиру сослали, потому что поход в «измененный мир» не принес результатов. Возможно, стало хуже. Возможно, возмутилось Бюро — как же, эксперименты Консула создали угрозу для штатной работы стабилизатора. Аиру сослали, и он умер в изгнании. Тимор-Алк так и не пришел в сознание после своего кошмара: навсегда остался в утробной позе, младенцем, которого не хотят рожать…
Крокодилу захотелось выпрыгнуть из окна. Но он был хозяином себе и поэтому отступил в глубь комнаты. Разгладил ладонями брюки, сложил их, еще раз сложил, уронил на стул. Рука потянулась к месту, где раньше висела на цепочке плашка — удостоверение полноправного гражданина Раа.
«Мы здесь по праву; что за сила вернула меня на Землю вот таким, умненьким, умным? Я ведь полноправный гражданин… В широком смысле. Я полноправный, я хочу нести ответственность, менять, преобразовывать, участвовать в будущем Земли, как участвовал в будущем Раа…
Правда, пользы это не принесло. Что же мне, не суетиться? Не выпрыгивать из шкуры? Я свою жизнь не могу устроить — куда мне устраивать жизнь человечества?!»
Он подобрал халат, накинул на плечи, скорчился, стуча зубами. Потом стащил с кровати одеяло, закутался, то и дело рискуя откусить себе язык. Его трясло все сильнее, и это нельзя было объяснить ни ознобом, ни болезнью, ни стрессом; его трясло так, что впору было вызывать «Скорую»…
Взгляд его упал на выключенный компьютер.
Монитор мигнул. Само собой открылось светлое окно Ворда.
Крокодил, трясясь, подошел.
Он тупо смотрел на мигающий курсор. Появилась новая строчка:
Он тронул мышь. Курсор дернулся.
Он упал в кресло перед монитором. Озябшие пальцы двигались на удивление бегло:
Он крепко зажмурился, пытаясь вспомнить хоть один пункт из тех, что диктовал ему Аира.
Он вспомнил запах влажного леса на орбите Раа, шум воды и голос инструктора. Его озарило.
Он задержал дыхание и допечатал:
Мигал курсор. Несколько секунд Крокодил обливался потом, решив, что никакого Бюро на свете нет и он просто сошел с ума и сидит за компом, беседуя сам с собой. «Лишняя память будет удалена»… Вот тогда все станет очень плохо.
Может, через несколько дней я сам взмолюсь, чтобы она была удалена.
Но не сейчас. Пять секунд, шесть, семь, восемь…
Он глубоко вздохнул. И еще. И еще.
Крокодил сжал зубы, чтобы не стучали.
Пальцы почти не гнулись. Только многолетняя привычка к клавиатуре помогала не промахиваться по клавишам.
Он зарычал.
Крокодил хватил кулаком по столу, так что монитор подпрыгнул и задребезжала клавиатура.