Мигранты. Бизнес-леди

– Душа моя! Согласно теории оптимистического идеализма, просвет, даже в самой безнадёжной, казалось бы, ситуации, даже для самого хронически невезучего человека, есть всегда.

– А глядя на практику фактического материализма, если выражаться в этом заумном духе, все вы, подруги мои любимые, пристроены, все при деле,

при законных или хотя бы полузаконных, но постоянных мужчинах-защитниках, а я одна как не пришей… рукав. Можно сказать, наизнанку перед этими рогатыми, как ты говоришь, и бездушными выворачивалась столько раз и столько времени… а толку?

– Совсем без толку ничего не бывает на свете. Тобой приобретён бесценный опыт, который теперь остаётся только правильно употребить. Не без корректив, конечно, которые давай, сейчас и обсудим. Ну, за «нет худа без добра»?

– За «нет худа без добра», Ирка… – притронулась губами к своему бокалу Клара.

– Итак, моя радость, – продолжала Ирина с мудрым видом свою просветительскую-воспитательскую миссию, – ты капитально запала на одного тут делового в корень красавчика Эдика, который зачастил к нам сюда в командировки явно по твою душу.

– Ты уверена? Ну, что именно по мою душу…

– Детонька! У меня глаз намётанный на такие дела. Да и вся гостиница давно об этом судачит. Шила в мешке не утаишь.

– Хорошо, допустим. Я ли на него запала, он ли запал мне в душу, но, спорить не буду, есть грех. А вот насчёт причины, почему именно зачастил… Судя по его уклончивости в разговорах о будущем, притворству, будто не понимает, чего от него ждут по большому счёту – не знаю, утверждать что-либо трудно. Мало ли какие вопросы по бизнесу могли возникнуть. Да и…

– Что «и»? Не зовёт срочно-немедленно в жёны? Да никуда он,

сизокрылый, не денется, времечко приспеет – засуетится как миленький. А чтобы пришёл этот день победы поскорее, придётся тебе, прекрасная моя, как можно глубже вникнуть в суть некоторых правил, святых заповедей, без соблюдения которых нам, порядочным современным женщинам – никуда.

– Ох, Ирка, мне б твою натуру – неунывающую, не сомневающуюся, уверенную в себе.

– Ай, брось, Горынычева! Порой так наревёшься-наплачешься втихую от всех… потом соберёшься с духом, возьмёшь себя в руки и продолжаешь делать свою судьбу назло недругам-завистникам, с улыбочкой и кристально ясным взором, с честнейшим выражением глаз и безупречным – предельно вежливым и внимательным обхождением с клиентурой что по основной, официальной работе, что по формально внерабочему, а фактически главному финансовому бизнесу, да и по нашему с тобой ночному хобби. А ведь иногда такие мрази подворачиваются, что убила б на месте, и рука бы не дрогнула… кабы тюрьмы не боялась ещё больше, чем сумы.

– Никогда бы не подумала, что ты тоже способна на бабьи слёзы.

– Ладно, Кларка, лирическое отступление пора заканчивать, приступим-ка, давай, к обсуждению самой великой человеческой дилеммы, как у того шекспировского Гамлета, принца Датского – быть или не быть.

– Лучше, конечно, быть…

– Ну, а если быть, то как – вот в чём вопрос вопросов. Надеюсь, ты солидарна была, как и все мы в школьные годы, с прикованным к больничной койке Павкой Корчагиным1, утверждавшим ещё на заре советской власти, что самое дорогое у человека – это жизнь, которая даётся всего один раз, и что прожить её нужно так, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы, и так далее… И не слишком оспаривала тезис стервеца Онегина2, провозгласившего вообще в позапрошлом веке: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» И…

– Стоп, стоп, Ирка! Давай, не всё сразу. Боюсь, мозгой моей скромной так много классики за один присест не упомнится во всех подробностях – сколько лет после школы прошло… Жизнь, я всегда признавала, даётся единожды, и прожить её, согласна полностью, лучше поприятнее. Но как мне, дурёхе, разобраться со вторым, онегинским моментом?

– А вот так и разобраться! Мы никто здесь, в гостинице нашей, как воспитанные люди, до сегодняшнего дня, вплоть до этого нашего с тобой разговора, не допускали ни малейшей бестактности, никоим образом не вмешивались в твою личную жизнь, но давно кое-что заприметили и, прости, конечно, поимев иногда, исключительно любопытства ради, близость с некоторыми твоими ухажёрами параллельно с тобой, наслышаны от них, козлов, почему ты, при всей твоей разносторонней приятности и при всех выдающихся женских способностях, не сделалась, в отличие от разных некоторых, даже гораздо менее одарённых твоих соперниц, ни для кого пока мечтою жизни номер один. Сказать? Не обидишься?

– Давай уж, если начала…