Мигранты

— Завтра… Как бы поздно не было, — нахмурился Игорь.

— Вы как перед войной, — усмехнулся дядя Толя. — Может, и не будет ничего? Пошумят, да успокоятся…

Игорь покачал головой.

— Давай завтра, а? — Мария Оттовна умоляюще посмотрела на него. — Я приготовлюсь. У меня кое-какие припасы есть…

— Какие такие припасы? — удивился дядя Толя.

Алкаш вроде бы просто поинтересовался, но в его тоне Игорь услышал… то самое. Страшное, заразное… Пока лишь отголосок, тень интонации, но этого уже было достаточно, чтобы понять: чума близко.

Мария Оттовна ничего не заподозрила. Она ждала решения Игоря.

Говоря откровенно, сил на поход прямо сейчас у него не было. Ночной переполох, поход до развалин клиники, вся эта чехарда… Хотелось есть и спать…

Игорь прогнулся, позволил себя уговорить.

— Ладно. Двинем завтра поутру.

— Вот и хорошо, вот и ладненько. — Мария Оттовна засуетилась. — А я пока еды приготовлю…

Дядя Толя ничего не сказал. Как-то незаметно он выскользнул из подвала.

Весь оставшийся день Мария Оттовна болтала без умолку — жизнерадостно и бодро, словно и не орала ночью, как одуревшая, в страхе, что лишние рты пропишутся в ее жилище. Она рассказывала что-то про коренья, про то, что слышала, мол, как за городом проще жить и, по традиции, про то, как хорошо где-то там, где нас нет: в России, в Финляндии…

Игорь молча собирал вещи. У Марии Оттовны действительно оказались хоть и невеликие, а припасы. Бульонные кубики, несколько консервов, пучки засушенных трав.

На тушенку Игорь посмотрел косо, но Мария Оттовна замахала руками:

— Ты не сомневайся, хорошая! На черный день хранила, прятала от проглота этого синего… Консерва надежная, еще в советское время делана. Отец приволок, помню, он же военный был. Государственный резерв. Вечная консерва.

Игорь покачал головой, но консервы в мешок все же закинул. Налил во флягу воды. Упаковал немногочисленные вещи сына…

К вечеру все было готово.

На улице стояла тишина. Не горели костры. Не горели окна в домах. Даже бородатые мужики, что клали печь, куда-то исчезли, хотя вертелись во дворе целый день.

В подвале сидели дети, Игорь и Мария Оттовна. Несмотря на усталость, спать никто не ложился. Игорь нервничал. Это передавалось пацанам: они капризничали, хныкали.

Но ничего не происходило. Время тянулось, как каучук в жаркий день. Игорь проклинал себя за то, что не ушел еще днем.

Утомленный этим самоедством он, наконец, задремал. Рядом примостился Андрюшка…

Сквозь сон Игорь подумал, что, может быть, ничего и не случится. Может быть, все это просто эмоции, надуманные страхи и мнительность. Ну передралась парочка банд, ну и что?

Под утро взвыл весь двор. Казалось, что в какой-то момент закричали все разом. Игорь и представить себе не мог, что здесь столько людей…

Проснувшиеся дети заплакали. Морозов с трудом оторвал от себя Андрюшку и кинулся к окошку.

Во дворе полыхал костер, метались тени с факелами. Из окон верхних этажей летели старые вещи. Визжали женщины. Мужики ожесточенно дрались. Кто с кем — не понятно. Несколько человек, сцепившись, катались по траве.

В подвал влетел дядя Толя. Следом за ним ворвалось облако перегара. Синяк был на взводе, окровавленная борода топорщилась в разные стороны.

— Мяса давай! Мяса! — страшно закричал он и кинулся к онемевшей Марии Оттовне. — У тебя же есть!

Он невероятно сильно для своего возраста и состояния ударил ее в голову кулаком. Женщина рухнула как подкошенная, чиркнула виском о торчащий из стены кусок арматуры.

Дети завизжали, спрятались за Игоря.

Когда озверевший алкаш обернулся к ним, Морозов был уже готов. Он прицельно, как будто отрабатывал это движение на тренировках, ткнул посохом дяде Толе в лицо. Попал в глаз.

Брызнула кровь, дядя Толя взвыл, бросился в сторону, ударился о стену, пополз по ней, оставляя за собой кровавые следы. Игорь не стал дожидаться, пока тот придет в себя. Схватил мешок, детей и рванул прочь из подвала. Уже выбегая, отметил, что из-под головы Марии Оттовны растеклась темная лужа…

На улице творился хаос.

Это не было набегом одной банды на другую. Нет. Тут шла война всех против всех. Озверение достигло своего пика. Болезнь. Жуткая эпидемия ненависти, зависти, безнадеги, подстегиваемая страхом и чувством обреченности.

У подъезда катались две женщины, вцепившись друг другу в волосы. Обе визжали, старались пнуть, царапнуть посильнее. До них никому не было никакого дела. Тут дрались, тащили какие-то вещи, сдирали то ли с мертвых, то ли с еще живых одежду. Насиловали. Это было похоже на жестокий абсурдный фильм, где все человеческие мерзости возведены в гротеск.

Морозов оттолкнул мужика, рванувшего наперерез, и двинулся к выходу из двора. Он старался идти по заросшим газонам, быть незаметнее. Основные стычки проходили в центре и около подъездов.

Бежать было трудно. Дети вцепились в Игоря мертвой хваткой, он буквально тащил их на себе. С другой стороны, так они не могли потеряться.

— Морозов! — раздался за спиной чей-то крик. — Морозов! Стой! Стой, гад!

Игорь, обмирая, обернулся и увидел, как из подвала, зажимая рукой правый глаз, выскакивает дядя Толя.

— Морозов, стой!