Мучительно медленное движении законодателей и исполнительной власти в направлении понимания задач национальной политики связано с тупиковыми концепциями, распространенными в российской науке подобно идеологическому вирусу. Соответствующая группировка сложилась вокруг таких взаимодополняющих друг друга политиков, как Р. Абдулатипова, В. Михайлова, В. Зорина, В. Тишкова. Лидеры этой группы многократно пересаживались из парламентских кресел в административные и обратно. С завидным упорством они навязывали России концепцию идентификации граждан по этнической принадлежности только тогда, когда нужно было как-то обосновать исключительные права этноэлит «титульных» республик в составе РФ. Что же касается фигуры директора Института этнологии и антропологии В. Тишкова, то его позиция, не раз высказанная на парламентских слушаниях и в научных изданиях, оказывается исключительно маргинальной, но очень удобной для парализации любой деятельности. Им многократно утверждалось, что никаких этносов на самом деле не существует, а понятие «нация» и вовсе ненаучно.
Примером деятельности Института имени Тишкова можно считать экспертизу законопроекта «О реестре коренных народов России», в которой противоречащими Конституции обозначены термины «коренные народы РФ» и «традиционное расселение». Между тем, именно эти термины применены в действующих Федеральных Законах «О гарантиях прав коренных малочисленных народов РФ» и «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ». Чем же заняты эксперты и руководство Института, если не знают таких элементарных вещей?
Вынужден также привести пример деструктивной позиции директора Центра международного права и гуманитарных проблем ИАМП Дипломатической академии МИД России профессора С. В. Черниченко. В его анализе понятия «соотечественник, проживающий за рубежом», ставшем отправной точкой для формирования мнения в парламенте и в структурах исполнительной власти, утверждается бесполезность и даже опасность применения русского слова «соотечественник» в качестве правового термина. Якобы в этом понятии растворяется понятие национального меньшинства.
Ошибкой профессора Черниченко является представление о нации исключительно как о подданстве. Это «французская» модель нации, непригодная для России. Нам ближе «немецкая» модель.
Якобы, только о своих подданных (то есть, о лицах, имеющих гражданство) Россия только и может заботиться. Это было бы так, если бы мы жили не на изломе времен, не в эпоху, когда границы колеблются, и страна находится на грани жизни и смерти. Это было бы так, если бы мы решили, что Государство Российское распалось отныне и навсегда. Но мы так не решили, ибо перед глазами у нас пример объединения даже весьма далеких наций в ЕС, а также уверенность в том, что без воссоединения государства, РФ закончит свое существование в самое ближайшее время — заведомо до середины века.
Мы не видим никаких препятствий для создания правовой основы понятия «соотечественник» и сопряжения его с понятием «национальное меньшинство» и «коренной народ». Даже то, что профессор Черниченко считает неудобным — отсутствие общепризнанного понятия «национальное меньшинство» — мы полагаем очень удобным для развития понятийного аппарата, связанного с обозначением российской политической нации. Нам вовсе не обязательно иметь прецеденты в чужих правовых системах. А международное право вполне может формироваться и с участием прецедентов, создаваемых Россией.
Конечно, если бесконечно топтаться вокруг рассуждений о необходимости защиты прав человека и не вспоминая о защите жизнеспособности нации и составивших ее народов, о соотечественниках можно забыть. Именно это и делает российская бюрократия — паразитический слой, беспрерывно грабящий Россию. Именно ей выгодны либеральные концепции права и либеральная антропология, загоняющая нас в тупик. Нам ничего другого не остается, кроме отбрасывания этих негодных концепций.
Вскользь отмечу проблему в антропологической науке, которая накопила огромный фактический материал, но традиционно сторонится выводов, имеющих социально-политические следствия. Своеобразная «политкорректность» приводит, например, к тому, что выделение территориальных особенностей расовых типов в академических работах проводится с учетом политических границ между РФ, Украиной и Белоруссией, что ломает в целом результаты анализа и делает соответствующие выводы крайне сомнительными. Аналогичная «политкорректность» возникает в геногеографических исследованиях, когда за Уралом не принимается во внимание наличие славянского населения, а все данные собираются исключительно среди малых коренных народов. Подобная самоцензура российской науки приводит к отсутствию научно обоснованной картины этнического состава российских территорий, столь необходимой для разработки миграционных программ.