Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России

Гумилев показывает, что «сквозное» смешение двух этносов может быть противоестественным, химерным. «Если этносы — процессы, то при столкновении двух несхожих процессов возникает интерференция, нарушающая каждую из исходных частот. Складывающиеся объединения химерны, а значит не стойки перед посторонними воздействиями, недолговечны. Гибель химерной системы влечет за собой аннигиляцию ее компонентов и вымирание людей в эту систему вовлеченных. Таков механизм нарушения заданной закономерности, но он имеет исключения. Именно неустойчивость исходных ритмов является условием возникновения нового ритма, то есть нового этногенетического инерционного процесса».

Прилив инородцев, который разрешается чисто культурной причастностью к этносу (подчинился султану и исламу — уже турок), калечит стереотип поведения и ослабляет этнос. Правда, Гумилев видит и другой вариант развития метисации за счет притока инородцев — случай Китая, где такой процесс просто приводил к расширению понятия этноса на более широкую общность. Но здесь тоже имеются свои проблемы — «внутренний враг» становится особенно агрессивным и беспощадным. И Гумилев сам приводит пример восстания «желтых повязок» (III в.), когда население Китая сократилось с 50 млн. человек до 7,5 млн.

Таким образом, новый этнос может возникнуть только из неустойчивых компонент. Здоровые этносы, смешиваясь, тут же погибают, образуя лишь на время химерную систему. Иначе говоря, жизнеспособный этнос либо погибает под воздействием непреодолимого внешнего воздействия, либо отказывается от смешения с другими этносами и живет обособленно, преодолевая внешние воздействия и растворяя в себе инородцев. Малосущественное смешение возможно лишь в маргинальных слоях, на периферии этнокультурного ареала. Существенное же смешение возможно только в ослабленном этносе, где культурные и родственные связи распадаются и возникает возможность принять «чужого» за «своего», а точнее — вырабатывается новый образ «своего», неизменно сопровождающийся снижением культурного уровня и забвением прежних родовых уз.

Таким образом мы можем констатировать, что этносы могут жить любой срок, и среди современных этносов есть древние и сверхдревние. Новых же этносов — меньшинство, поскольку новизна вовсе не способствует жизнестойкости. Чем моложе этнос, тем он слабее.

Выводом из вышесказанного может служить оценка идеи «субстратного» синтеза в этногенезе разливных ветвей восточных славян — финно-угорского для русских, восточно-балтийского для белорусов (а самом деле кривичей, радимичей и дреговичей) и индоиранского для украинцев (о чем пишет в ряде работ член-корреспондент РАН В. В. Седов) как совершенно несостоятельной. Субстрат должен был практически полностью погибнуть. Какие-то надежды на его выживание могут быть связаны с тем, что славяне выселялись со своих традиционных мест обитания нашествиями кельтов и германцев, а также были дестабилизированы резким ужесточением климата в V в. Но жизнеспособность славянских племен в сравнении с коренным на тот период населением говорит о том, что от субстрата могли остаться лишь культурные следы, но никак не антропологические — точно также, как не могли славяне смешаться с надвигающимися на них кельтами и германцами. Для варягов (викингов-пруссов) славяне в свою очередь не могли быть субстратом в силу численного доминирования славян.

Совершенно также несостоятельной выглядит и гипотеза Гумилева о смешении булгар и славян в междуречье Волги и Оки в VIII в. Напротив, тысячелетие проживания бок о бок не дали никаких видимых признаков новой вспышки этногенеза. Славянский «субстрат» сросся в русский этнос под давлением государственной воли военного сословия, а вовсе не в силу естественных причин — каких-либо этнических смешений.

Методы археологии не могут установить антропологических изменений и доказать факт смешения с субстратом, потому что в Европе тех времен существовал обычай трупосожжения. Наличие предметов быта и культуры якобы слившихся вместе этносов ни о чем не говорит. Культурное заимствование естественно со стороны завоевателей, присваивающих себе все лучшее, что оставил этнос-субстрат. И только культурологический аспект древней истории может дать ответ на вопрос о взаимоотношениях соседствующих этносов. А культурология (исследование сакрального, мифологии и ритуалов) дает однозначный запрет на мало-мальски масштабное этническое смешение.