Мия

– Какая честь, – поклонилась бабушка, не скрывая насмешки. Впрочем, черно-золотой человек не заметил ее или не подал вида.

Личный кабинет госпожи Рэнкот был на удивление маленьким и скромно обставленным, но очень уютным. Письменный стол, диванчик, пара кресел, арфа. И окно во всю стену. На диванчике сидела худая невысокая женщина, уже старая, но очень красивая, в роскошном платье и с замысловатой прической. Они с бабушкой не сводили друг с друга глаз.

– Госпожа Рэнкот, простите, что побеспокоила вас в столь ранний час, – с улыбкой сказала бабушка, и Мия с ужасом вдруг увидела, как по щеке госпожи Рэнкот ползет слеза. Бабушка закусила губу. Казалось, она тоже сейчас заплачет.

Мия начала понимать, куда они пришли.

– Элоис… погоди, дай мне собраться с силами, а потом я задушу тебя собственными руками на глазах этой милой девочки, вытряхну твои внутренности и дам их склевать воронам!

– Ну-ну, моя дорогая, не надо так остро реагировать! Тем более при детях! И вдруг слуги подслушивают?

– Ты думаешь, я идиотка? Услышав про куклу, я просто так пригласила тебя в свой личный кабинет? Да никто, кроме мужа, сюда вообще не заходит! Еще придется придумать, почему я пустила вас! Вечно ты задаешь мне невыполнимые задачи!

– О, для тебя нет невыполнимых задач, Катрина, уж я-то знаю!

С этими словами бабушка села на диванчик рядом с Катриной, взяла ее за руки и заговорила так проникновенно, что Мии показалось, что это сон. Никогда в жизни она не слышала, чтобы бабушка так разговаривала… Разве что с тетей Абелин.

– У меня к тебе важная просьба. Моя внучка, вот эта, что застыла у дверей, попала в ваш приют. Даже не спрашивай меня, как эта бестия проникла в Рионелу, я тут ни при чем. Она сбежала с агибами, шлялась по всему… в общем, по всему миру, и поверь, если бы не один добрый человек, написавший мне письмо, в котором рассказал, куда она направилась, мы бы с тобой никогда и не встретились. Но зов крови сильнее любых границ, ты же знаешь… У тебя есть дети?

– Нет. Но продолжай, я могу представить, о чем ты, поверь, мне тоже знакомы родственные чувства.

– Она попала в ваш приют, где, по ее рассказам, их жизнь состоит из сплошных унижений и скорби. Ее я, конечно, забираю домой, но что делать с остальными несчастными детьми?

– И что же?

– Им даже не разрешают выходить на воздух, Катрина! Даже малышам! Надо дать им свободу!

– И куда мы их денем? Запишешь своими внуками? – Госпожа Рэнкот неприятно засмеялась.

– Ты забыла, что я страшно, просто неприлично богата. Куда, как ты думаешь, мы дели всех детей Северных холмов?

– Я не знаю! – взорвалась госпожа Рэнкот, оттолкнула бабушкины руки и вскочила с диванчика. – Не знаю и знать не хочу! Мне хватило тогда! Я страху натерпелась такого, что за всю жизнь отойти не могу! Каждый день мне казалось, что вот-вот меня арестуют! Я и замуж-то за прокурора вышла, потому что думала, что так безопаснее, так меня не тронут… И вот опять являешься ты! И почему за сорок пять лет твои просьбы не стали разнообразнее?

Она рухнула на диван и стукнула кулачком бабушку в плечо.

– Хоть бы весточку! Хоть бы дохлую открыточку! За все эти годы! Ни слова! Я думала, вы утонули, думала, вас поймали и убили на месте!

– Я хотела! Катрина, я правда хотела! Я отправила вам с тетей кучу открыток, писем и подарков! Но это же Рионела! Все до одного вернулись назад с пометкой: «Такого адреса не существует».

Мия метнула в бабушку быстрый взгляд, и бабушка поймала его. Она снова взяла руку своей подруги, нежно похлопала по ней.

– Мне повезло лишь однажды. У моего дома на берегу моря, там, в Хотталаре, разбилась лодка. Все выжили, попросились переночевать. Моему сыну было тогда уже лет восемь, кажется… Я их пустила. Они оказались контрабандистами, торгующими с вольными островами. Я продала им новую лодку с условием, что они отвезут в Рионелу открытку. Выплыть они должны были до рассвета, а открытка у меня была только одна. Я написала адрес тети, прости.

– Да знаю я. Твоя тетушка примчалась ко мне на следующий же день после того, как получила эту твою распрекрасную открытку! Ты совсем безумная, Элоис! Отправила ей открытку с морским пейзажем! Да за одну фразу «Из моего окна видно море» ее могли сгноить в тюрьме! И меня вместе с ней: «передай мой привет и горячую благодарность Катрине»!

– Я вижу, ты помнишь ее наизусть, – усмехнулась бабушка.

Катрина покачала головой.

– Ну, и что ты опять от меня хочешь? И где твой красавчик художник?

Бабушка свела темные брови.

– Даже не спрашивай. При упоминании о нем я свирепею быстрее, чем при виде вареного лука.

– Ясно.

Катрина позвонила в серебряный колокольчик, пришла служанка.

– Тануса, накрой нам чай на моем балконе. И попроси господина Диго зайти ко мне, как только он вернется со службы.

– Да, госпожа.

Стало сразу понятно, кто в этом доме главный.

Балкончик в комнате Катрины был небольшой, с него ступеньки вели вниз, во внутренний дворик.

– Сейчас другие времена, дорогие вы мои. Все стало гораздо проще и спокойнее.

Мия поперхнулась чаем. Элоис хмыкнула.