Мийол-призыватель (СИ)

— Ну вот, — сказал Хантер, садясь на лежанку по соседству с той, на которой отдыхал Чидвар, — теперь можно поговорить без лишних ушей.

— Никак, вы посмотрели на хозяйство мейстры и теперь хотите обзавестись похожим?

— Хотел бы. И со временем постараюсь обзавестись похожим, это верно. Но сейчас речь не об этом, тем более, что алхимия — не моя специальность.

— Вот как? А так уверенно излагали…

— Ой, да это же самые основы. Их любой маг должен знать, тем более, что в природе всё и в самом деле связано со всем. Нет. Я хотел поговорить о Суртанто. О вашей внучке.

Чидвар привстал с лежанки.

— Говори, человек.

— Как только что сказала коллега Кортегано, знание — не гриб. К мудрости это тоже вполне применимо. Возможно, я не очень-то умён и не так уж мудр; по гномьим понятиям я даже первое совершеннолетие не справил. Но именно поэтому я знаю на личном опыте, который ещё не успел забыть, что вы избрали неверную тактику.

— Продолжай.

— Страх, особенно страх за близких — это тормоз для поживших разумных; а вот неопытных лучше всего тормозить не страхом. Лучший убийца интереса для молодёжи — скука. Если вы не хотите, чтобы ваша внучка рвалась прочь от надёжных стен заставы, покажите ей, что интересные занятия можно найти внутри, а снаружи что-то интересное и опасное обнаруживается очень редко. — на этом Хантер встал, собираясь уходить.

Чидвар прилёг обратно:

— И это весь серьёзный разговор?

— Да. Насчёт обмена нашей охотничьей добычи я поговорю с мейстрой. Да и то больше для уточнения цен, потому что продавать ресурсы из диколесья выгоднее на городском рынке.

— Странный ты… человек, — сказал гном в спину уходящему магу.

— Уж какой есть, — ответил Хантер, приостановившись. И добавил. — Добрый совет ничего не стоит дающему, так почему бы не поделиться с симпатичными разумными?

— И чем же мы заслужили симпатию?

Маг обернулся.

— Да всё просто. Вы не показали враждебности, предубеждений, не обманывали, не строили планов, как бы нас использовать или ограбить… а значит, вы симпатичны. Хотя, конечно же, не настолько, как ваша внучка. Вот уж на кого точно невозможно злиться… да и сама она злиться подолгу, кажется, не умеет совершенно.

Чидвар фыркнул.

— Что есть, то есть… значит, завернёте на рынок?

— Да.

— С оказией весточку одному моему знакомому не доставите?

— Доставим, почему нет?

— Ну, тогда с меня причитается.

— Пустяки. Нам всё равно по пути.

— И тем не менее, — построжел гном, — негоже оставлять услугу не оплаченной.

— Воля ваша. А пока — выздоравливайте, — сказал Хантер и шагнул сквозь иллюзорную «текуче-перламутровую» стену.

Хантер 15: очень много гномов

Всё началось со звука.

Издалека он напоминал шум водопада. Такой же слитный, мощный, равномерный. Однако назвать этот звук белым шумом Мийол не мог. Потому что в нём — особенно при посредстве усиленного восприятия Амфисбены Урагана — легко различались тональности, на которых шум акцентировался… и даже отдельные, особо сильные пики. Например, вон те два… три… уже пять разных источников размеренного уханья или грохота. Словно великаны колотят дубинами в каменные монолиты. Хотя нет, для дубин звуки слишком звонкие и резкие. Даже для камня, что бьёт в камень — слишком! Поэтому совершенно не ясно, что это такое может быть. Или вон те свистящие выдохи. Или рычащий лязг, то усиливающийся, то слабеющий без всякой системы, вообще не похожий вообще ни на что знакомое. Или вон тот гул, чем-то похожий на деловитое жужжание пчелиного улья. Основа, фундамент всех прочих звуков, и уж его-то опознать можно. Когда в одном месте собирается толпа разумных, и кто-то из них говорит с соседом, кто-то топает, кто-то шуршит, кто-то шепчет, бормочет, смеётся, хлопает в ладоши, фыркает, хмыкает и всё такое — да, звук тот самый. Определённо.

Только надо внести поправку на масштабы. Та толпа, что впереди… в ней никак не менее десятков тысяч разумных частичек. А может, вся сотня тысяч. Или даже того больше. В точности определить невозможно.

За звуком нахлынул запах. Точнее, сливающиеся воедино сотни и тысячи запахов (и для Шак, вероятно, запах стал первым, а звук — лишь вторым). Сквозь влажноватый, с нотой гнильцы и каменной пыли дух пещер проник он. Вкрадчиво, мягко скользнул через почти неподвижный воздух тоннеля. Ещё более влажный, и более гнилой, и более тёплый, неприятный, едкий, дымный, потный, грибной, непонятный… этот запах казался разом и знакомым, и чужим. Было в нём и нечто от плесени, и нечто от мыльной щёлочи, и нечто от обычнейших фекалий, и нечто от несвежего дыхания, и нечто от алхимической лаборатории с её сотнями экзотических ароматов, от сладостных до отвратительных. Но, как и в случае со звуком, некоторые составляющие запаха опознаваться не хотели ни в какую.

А потом магистральный тоннель — всё тот же, что тянулся от девятой заставы четвёртой оборонительной сферы через полноценные форты третьей и второй сфер, мимо подземной крепости первой сферы — расширился, вливаясь в… менее тесное пространство.

Это если чудовищно преуменьшить.