— Угу. В общем, рыжая ревновала, смущалась, завидовала, но превозмогала свой головной мусор в такой бешеной степени, что даже всерьёз собралась рожать от меня ребёнка. Несмотря на то, что мы ещё не составили контракт. Более того: она даже ещё со мной это не обсуждала, лишь записала в дневник. Но тут вылезла история с Шак. Да?
— Да.
— Угу. Не будучи в курсе специфичной физиологии алуринов, потому что не спросила, и не решившись напрямую поинтересоваться, чего это мы делаем с ученицей наедине, да ещё с таким
— Снова, да. Пришлось подрабатывать семейным психотерапевтом.
Мийол расхохотался — чего, собственно, Ригар и добивался.
— Подработал, так подработал!
— Вообще к этому всё шло давно, — философски, с нотой извинения. — Превозмогать мусор в голове, конечно, можно, но начисто вымести его вон не получится. С тобой, Васькой и Санхан у Элойн всё было отлично с радостью и удовольствием, но вот со счастьем и душевным покоем — увы. Не ощущала она себя на
— Угу. От своей первой семьи отделалась, потому что там было слишком плохо, а от второй возможной семьи сбежала, потому что там показалось слишком хорошо.
— Как ни забавно, но именно так. Точная формулировка. В общем, сошлось в кучу сразу много чего: и вывернутые идеалы внушённой верности — а бедные слои граждан именно на этом делают упор, чтобы лишних конфликтов не провоцировать — и уже вполне оформленное желание зачать и родить… кстати, ещё один особо крупный мозговой мусор: если женщина или мужчина не оставили биологического потомства, то они неудачники, несчастные люди и прочий тяжёлый бред. М-да. В общем, когда Элойн надумала себе, что в вашу расширенную семью нынче войдёт ещё и Шак, на правах твоей очередной любовницы, этого оказалось уже слишком много для её и без того растянутых понятий о норме. Но при этом полностью рвать связи ей тоже не…
— Да-да. И она измыслила поистине гениальный план, решив, что твой ребёнок выйдет не хуже, чем мой!
— Вот ещё не хватало — детьми мериться, — буркнул Ригар, несколько смущённый, несмотря на старательно выстраиваемый невозмутимый вид.
— Ну да,
— Довольно сильно. Но я нынче, к счастью, не изначальный жабодолец.
— Кхм…
— Не совсем изначальный, — поправился отец, — полностью отрицать влияние невозможно. Я потому и сказал, что мусор в голове можно превозмогать, но не вымести вон с концами. Увы. В общем, сложившаяся ситуация достаточно… психологически комфортна.
— Неужели? Это что, от повышенного комфорта Элойн столько времени бегала от меня — и, кстати, сейчас продолжает бегать! — не в состоянии объясниться прямо?
— Она именно не в состоянии. Боится.
— А ты объяснял ей, что это всё — бред? О боги, благотворцы заоблачные, вот же… дура!
— Тяжёлое наследие полученного воспитания.
— Ага, ага. Как там ты говорил… если немного переиначить под обстоятельства: можно вытащить девушку из бедности, но нельзя вытравить бедность из девушки. Как раз наш случай!
— Ну да. Наш. Но, повторюсь, всё сложилось хоть не идеально, но комфортно.
— Неужели?
— Да. У Элойн будет ребёнок… и более подходящий, в её представлении, любовник: мужчина постарше неё, да ещё и послабее, с которым ей удобнее — я-то на неё давить при всём желании не смогу. У меня… у меня примерно тот же случай, пусть менее выраженный. Своё по крови дитя, своя женщина…
— Уведённая у собственного сына.
— Мелкий недостаток, с которым я готов мириться.
— Угу. И когда наша непраздная рыжая соизволит явиться для разговора? Или… да в чернолесье эти разговоры — но хотя бы игнорировать меня она перестанет… когда? А Санхан и Кульми, говоря васькиным языком, лепших подружаек?
Ригар повёл плечами.
— Не знаю. Я пока её не уломал. То есть она вроде как ужасно смущена «предательством», своей «недостойностью» и прочей чепухнёй, но под всем этим кроется понятно что.
— Страх?
— Он самый. Стыд и страх. «Лепших подружаек» — стыдится… а тебя — боится.
— Ну да, ну да. А что мы, напомню, до контракта не дошли и друг другу никаких особых обязательств не давали — это так, мелочи? Я должен непременно впасть в священную ярость и что-то нехорошее с ней сделать? С женщиной, беременной моим сводным братом!
— Или сестрой.
— Или так.
Мийол запустил обе руки в волосы, сильно отросшие за мирное время в городе, которые он нынче подвязывал в низкий хвост, и, зажмурясь, повторил:
— Боги заоблачные, что за дура-то, а?!