Мийол-ученик 2 (СИ)

И само по себе, без предпосылок, такое не возникает: такое можно только натренировать. А кто именно натренировал, долго гадать незачем. Ригар тут, конечно, тоже молодец.

На волне своих открытий призыватель чуть было не выпалил: «А хотите отправиться со мной на дежурство? Да, на границу диколесья с чернолесьем, в укреплённый лагерь ресурсного отделения… на неделю. Да, почти как настоящие Охотники». Но сызнова вспомнил про труды отца — и отложил вопрос до консультации с ним.

Раз уж в своё время поддался лени с опаской и переложил ответственность на старшего родича, то теперь делать такие предложения через его голову как-то… некрасиво.

— …хорошая идея, — сказал Ригар ближе к вечеру, когда сын выловил его для беседы тет-а-тет. — Будет прекрасным поощрением. Я сам хотел просить тебя о чём-то таком, и очень рад, что до отправки в охотничий лагерь ты додумался сам. Что подтолкнуло?

— Внезапное осознание, что я запустил свои… социальные обязанности. Для Санхан время ещё выкраиваю, да и то там времяпровождение в основном горизонтальное, а вот остальные…

— Взрослеешь, значит.

— Наверно.

Помолодевший мужчина мягко улыбнулся:

— Не наверно, а точно. Со стороны такое видно лучше.

— Ха. Буквально сегодня я поймал себя на том, что Рен и Тош весьма заметно подросли за время знакомства. А ты, значит, примерно так же смотришь на меня с Васькой?

Ригарова улыбка стала шире.

— Конечно. Как же иначе? Без пригляда не оставляю, иначе какой из меня отец?

— Из тебя — отличный. Мне… то есть — всем нам с тобой очень повезло.

— Не перехвали. Самолучшему гончару не вылепить из песка даже простой горшок.

Поговорка в тему.

Базилар 22: внешняя политика

— Чего припёрся?

— За новой сверхдозой твоей запредельной вежливости, конечно! Соскучился по ней!

— Заходи, коли так. Чего-чего, а уж запредельной вежливости мне не жаль. Правда вот, нормальные-то люди её даже с доплатой не берут…

— Когда захочу нормальности, побегу отсюда с воплями ужаса. О, девушки! А мы тут опять нормальность осуждаем, то есть обсуждаем, то есть должен констатировать, что вы совершенно ненормально хорошеете со дня на день.

— Отстань от моих девушек, чужеродное чудовище! Или своих мало?

— Да ладно тебе. Ненормальность ненормальностью, но если ты не заметил, что Сенналь сделала новую причёску, а Витра изменила своей любимой сине-серебряной гамме… то мне жаль.

— Ах, драгоценный гость! — Сенналь, со «смущённой и милой улыбкой».

— Не только драгоценный, сестрица, но и внимательный! — Витра, «на глубоком вдохе».

— Так! — Луцес не менее показательно нахмурился… причём под внешним наигрышем на миг мелькнуло нечто темноватое. — Пойдём-ка в кабинет, гостюшка, а вы пока сообразите нам перекус с напитками.

— Уж мы сообразим.

— Да, расстараемся.

— Не извольте сомневаться, молодые господа.

— Да-да, всё будет сделано в пять минут!

— Какие-то они у тебя… ненормально заботливые, — широкая улыбка Мийола несколько ужалась, в ауре добавилось оттенков тревоги.

— Не скажи, — а вот улыбка хозяина дома перекосилась. — Они именно… нормальные.

«Оу. Как неловко-то вышло».

Хозяйский кабинет в мезонете Луцеса эн-Слиррен остался в целом прежним. Те же тёмные, монументальные, даром что деревянные, полки до самого потолка, битком набитые литературой — притом литературой рабочей, никто красивой расстановкой «по размеру» и «по цвету» тут голову не морщил; тот же письменный стол с полукруглой выемкой для удобства владельца, развёрнутый к большому окну и дополнительно освещённый цилиндрической эликсирной лампой с заметным зеленоватым оттенком, заваленный какими-то блокнотами, набросками, пухнущими от закладок справочниками и тому подобным рабочим хламом; те же Три Костяка…

Про последних стоит поведать подробнее.

Пусть и далеко не для всех, но для многих целителей знание анатомии критично важно. А коль скоро Луцес — не без толчка со стороны Мийола — взялся за углублённое изучение дефектов опорно-двигательного аппарата (с упором на их исправление), для него именно анатомия и именно скелета приобрела особое значение. Плюс успех на экзаменации в гильдии… в общем, родня скооперировалась, подняла связи и подарила молодому магу триединую композицию.

От чтимой Клеаро — остов гнома. От бабушки — алурины. От матери — человека.

Притом во всех костяках даже несведущий наблюдатель уловил бы неправильности. Ну а специалист уровня хотя бы того же Луцеса после беглого осмотра легко констатировал: гном, чьи останки стали подарком, при жизни страдал от весьма жуткой даже вот так, постфактум, оссифицирующей фибродисплазии; алурин — от системной остеомаляции; человек, наконец, — от достаточно банального, но не становящегося от того приятнее ни на йоту старческого остеопороза. Притом, как объяснил новообретённому другу эн-Слиррен, если лечить остеопороз конкретного типа он мог уже сейчас, хотя и не без трудностей, то вот бороться с остеомаляцией он мог бы лишь при помощи симптоматических мер, а уж поделать что-то с оссифицирующей фибродисплазией…