Мийол-ученик 2

И снова Санхан не успела ни опомниться, ни испугаться, как со спины к ней прильнуло ещё одно тело, заметно теплее человеческого, и обнимающих её рук стало ровно вдвое больше прежнего. А пугаться вроде как следовало: она ведь прекрасно знала, каким жутким природным оружием могут становиться сложно устроенные, совсем не человеческие кисти рук алурины. Но… её жуткие когти, твёрдые и острые, в боевом положении выдвигающиеся почти на полных три пальца перед ладонью, способные вскрыть плоть до самой кости быстрее, чем глаз моргнёт дважды… эти когти сейчас прятались так глубоко, как только возможно. А смуглую кожу мягко, словно хрупкую драгоценность, и вполне целомудренно — ограничиваясь плечами — поглаживали чуткие и разве самую малость мозолистые нелюдские пальцы. Возможность сравнивать у Санхан была, и ладони той же Васьки в воспоминаниях ощущались грубее.

Но самое главное — это, конечно, слияние аур.

Если к ощущению от близости Мийола смуглянка успела привыкнуть и полюбить его, то бесплотная ласка души Шак… на таком расстоянии уже не оставалось и остаться не могло места каким-либо неясностям, наигрышу или самообману. Более того: инвертируя своё исчезновение, алурина словно вплавляла в женщину свою нагую суть, показывала всё, открывалась предельно. Да и призыватель изменил свою обычную скрытность на прямую противоположность, буквально заливая всех их проецируемыми чувствами. И всё же они стали лишь фоном, а вот Шак…

Санхан попросту не ожидала ничего подобного.

«Так много тепла… столько беспорочной преданности… а эта решимость — да она в сотню раз острее и опаснее, чем её когти!

И любовь. Столько любви… впору испугаться… потому что в ней можно утонуть.

Пусть она в основном направлена на него и на не рождённое ещё дитя, но ведь и меня тоже любят… причём даже этого «тоже» почти слишком много.

За что? Почему?

Ведь я… ведь сама-то я вовсе не…»

— Ш-ш-ш!

Едва слышный выдох Шак пустил по коже Санхан, начиная от тыльной стороны шеи, волну мурашек.

— Ты часть семьи, — сказал Мийол, с небольшим отставанием выдохнув в правое ухо и породив ещё одну волну дрожи — сильнее и слаще. — И ты всегда будешь её частью… если сама останешься тут, если примешь наше родство-в-духе.

— Ты наша, — подхватила алурина, делая объятья крепче, шепча в левое ухо, ласково и гладко потеревшись щекой, — а мы твои. Всегда. Мы выбрали тебя и не жалеем об этом. Ты наша. Мы делим одно дыхание: ты и ты и я. Одно.

— Ты наша, а мы твои, — повторил Мийол. — Гони сомнения прочь. И скажи уже… это.

— Мы… мы семья, — Санхан словно со стороны ощутила, как мелко дрожит всем телом. А ещё из глаз течёт полноводный поток — и голос прерывается. — Мы семья. Я… я люблю… тебя. И тебя. Действительно люблю! Я… люблю вас… обоих!

— Умница. Я так тобой горжусь…

— И я тоже. Ты смогла.

Дрожь куда-то ушла, а вот тепло тройных объятий, умноженное переплетением аур — таким, словно они действительно дышали в унисон — осталось. Общая тихая радость, счастье, покой с нотой усталости… сама того не заметив, Санхан закрыла глаза и растворилась в сияющем облаке неги без остатка. И без малейшего сопротивления.

…лёгкий, как взмах крыльев мотылька, шёпот:

— Спит?

— Да. И улыбается. Глянь, какая милота!

— Вижу. Может, унесём на палети?

— Не надо. Лучше ляжем прямо тут. Сбегаешь за матрасом с одеялами? Только возьми свои.

— Зачем?

— Запах.

— А-а… я как-то подзабыла. Сейчас всё принесу.

…проснулась Санхан из-за небольшого неудобства. Точнее, из-за некоторой духоты. Как оказалось, роль этакой ветчины в двойном бутерброде гуш-итциро, когда сама обнимаешь Мийола и к спине льнёт не тёплая Васаре, а почти горячая Шак, да ещё от пояса и ниже всех троих прикрывает одеяло — довольно неуютна.

Впрочем, алурина тут же почувствовала её настрой, отодвинулась и извинилась.

— Всё хорошо, — пробормотала Санхан умиротворённо, с вязкой ленцой. — Не надо извинений. Это скорее я должна…

— Ой, не начинай снова! — Мийол перевернулся на спину, ловко приобнял свою женщину левой рукой и чмокнул её в нос с мягкой улыбкой. — Ничего и никому ты не должна. Ну, кроме честного выражения своих желаний.

— Именно, — подхватила Шак, снова чуть придвигаясь со спины. — Открытость и откровенность суть основа… всего.

— Спелись, да? Следовало ожидать… но я всё равно не согласна!

— С чем?

— Ну… делиться.

— И не надо, — алурина.

— Мы подождём, — Мийол.

— Сколько нужно.

— Сколько захочешь.

— Тебе решать.

— Предвкушение тоже доставляет радость.

— Ну точно спелись, — буркнула Санхан. Впрочем, даже не пытаясь изобразить настоящее неприятие: ауры всех троих по-прежнему переплетались так, что не вдруг разберёшь, кто тут над кем подтрунивает, кто кого облизывает ленивой нежностью и кто за кого радуется.