Мик Джаггер. Великий и ужасный

Теперь, когда ему вместе с другим заключенным предстояло целых три месяца делить камеру в лондонской тюрьме Брикстон, в мрачном здании девятнадцатого века, Мик был подавлен и угнетен. По его исхудалому лицу текли слезы, а сам он, дрожа, говорил посетителям, что вряд ли вытерпит пребывание в камере.

Мик и Кит, которого вместе с Фрейзером отправили в не менее устрашающую тюрьму Уормвуд-Скрабс, могли найти слабое утешение в том, что их приговор породил волну протестов по всему миру. В десятках стран у британских посольств собирались демонстранты, требовавшие немедленного освобождения Мика и Кита. Диджеи клялись круглосуточно крутить записи «Роллингов», пока рокеров не выпустят на свободу. А группа The Who в знак солидарности выпустила двойной сингл, записав песни «Роллингов» с соответствующими ситуации названиями – The Last Time («В последний раз») и Under My Thumb («У меня под каблуком»).

В Палате общин свое возмущение арестом Джаггера и Ричардса высказал друг Мика и его политический наставник Том Дриберг, утверждавший, что их наказывают «как убийц». Пылкая речь Дриберга не осталась незамеченной – уже на следующий день Мика и Кита выпустили под залог в семь тысяч фунтов (примерно пятнадцать тысяч долларов по курсу того времени), и теперь они могли дожидаться решения по своей апелляции на свободе.

Но общественная кампания «Свободу Мику и Киту» на этом не закончилась. Во многих газетах печатались передовицы, в которых суровое наказание «Роллингов» называлось «очередным проявлением британского лицемерия» (лондонская Evening News) или «непропорционально чудовищным» (Sunday Express). Но самый громкий резонанс вызвала статья Уильяма Риса-Могга, редактора консервативной лондонской Times. Ее название «Кто раздавит бабочку колесом?» Рис-Могг позаимствовал у английского поэта восемнадцатого века Александра Поупа, и этот заголовок стал одним из самых известных в истории британской журналистики.

31 июля лорд главный судья Паркер отменил вынесенный Киту приговор за недостаточностью улик, но приговор Мику оставил в силе, чем на пару мгновений заставил поволноваться осужденного и наблюдателей. Правда, через несколько секунд лорд Паркер заменил тюремное заключение годом условного осуждения.

Мик в ответ на это проглотил несколько таблеток валиума и отправился в «Роллс-ройсе» на телевизионную пресс-конференцию. Поотвечав пятнадцать минут на вопросы журналистов («Я против своей воли оказался в центре внимания… Я не стараюсь навязать свои взгляды людям, как некоторые другие поп-звезды»), Мик схватил Марианну под руку, и они сели в вертолет, который доставил их в поместье в Эссексе. После этого Джаггер появлялся перед объективами камер еще не раз, сидя с политическими деятелями, представителями церкви и журналистами и обсуждая такие серьезные вопросы, как законы относительно наркотиков, социальные волнения и будущее британской молодежи.

«Я не утверждал себя в качестве общественного лидера, – говорил он размеренными интонациями джентльмена, позабыв о фальшивом выговоре кокни, – это общество подталкивало меня занять такую позицию».

Буквально за ночь скандальное судебное разбирательство превратило Мика в публичную персону, мнением которой стали интересоваться по любой злободневной теме. Сидя перед камерами с умным видом и демонстрируя необычную для его двадцати четырех лет зрелость, Джаггер казался образцом добропорядочного гражданина. В глубине же души он восхищался своей победой над истеблишментом – теми социальными институтами, которые хотели сломить его, а теперь присылали своих седовласых представителей, пытающихся всячески добиться его расположения.

Но очень скоро Мик вернулся к своей прежней манере поведения и образу мыслей, и не без веских оснований. Сила «Роллингов» заключалась не в умении вести интеллектуальные беседы или рассуждать на острые темы. Она заключалась в ничем не сдерживаемой энергии, в бунтарском духе молодежи, в анархии. Уже через несколько дней после освобождения Мик вновь припал к этим трем источникам.

«Сейчас как раз подходящее время – революция актуальна, – сообщил Джаггер на пресс-конференции журналистам, которые деловито записывали каждую его фразу и мысли вслух о политике и обществе. – Анархия – вот единственный проблеск надежды». На этом рок-идол, неплохо разбиравшийся в финансовых вопросах и уже тогда возмутительно богатый, не остановился: «Такого понятия, как частная собственность, вообще не должно существовать».

Хотя Мик и призывал своих фанатов выйти на баррикады, это не мешало ему обставлять дорогим антиквариатом свой новый особняк в стиле времен королевы Анны, расположенный по адресу Чейни-Уок, 48. Фламандские гобелены и персидские ковры подбирал для него Кристофер Гиббс, обладавший безупречно изысканным вкусом. В свою новую резиденцию на берегах Темзы Джаггер въехал на новеньком «Бентли» вместе с Марианной и ее малолетним сыном Николасом.