Микаэл Налбандян

Мкыр-ага Попов приобрел в Нахичеване-на-Дону известность как сторонник «европейского образа жизни». Чтобы еще более доказать свою верность царю-батюшке и преданность новому отечеству, он даже перевел на русский свою родовую фамилию Тертерян. Это весьма характерное для мещанского сословия армян «перелицевание» не сделало, конечно, Попова русским, однако помогло ему окончательно потерять свое национальное лицо, оторваться от своих корней. Зато этого оказалось вполне достаточно, чтобы жить легко, без угрызений совести и чувства ответственности к соотечественникам. «Я не из ваших, я чужой вам и не несу перед вами никаких моральных обязательств», — каждым своим действием утверждал Мкыр-ага Попов.

Мкыр-ага Попов всячески хотел доказать, что Патканян старается напрасно. «Выйди за пределы Нахичевана, пройди село Чалтыр — и все, никто уже не знает армянского!» — глубокомысленно замечал сей «хранитель» общественных средств. Слова его убеждали многих. Действительно, не заставишь же другие народы говорить по-армянски! Поэтому разве не лучше ли будет, чтобы сам нахичеванец отказался от родного языка, причинявшего одни трудности и неудобства?

Габриэл Патканян понял всю глубину опасности, исходящей от Мкыр-ага Попова. Угроза нависла не только над проектом армянской национальной школы, но и над «домашней школой» Патканяна. Необходимо было самому перейти в наступление… Но как? Что могло заставить отступить Мкыр-ага Попова и его могущественных сторонников?.. Находчивый и упорный священник после долгих размышлений решил прибегнуть к единственному средству — потребовать у Мкыр-ага Попова отчета о церковных средствах.

Расчет учителя оказался верным: вопрос о церковных средствах сразу же отвлек Мкыр-ага Попова от намерения начать травлю Патканяна, и школа отца Габриэла продолжала действовать. Популярность ее даже возросла.

Среди учеников Патканяна своими разумными суждениями и остроумием особенно выделялся Микаэл.

Патканян даже отказался от платы за учебу Микаэла, чему мастер Казар был очень рад, так как едва сводил концы с концами и не всегда мог уплатить даже государственные подати.

Габриэл Патканян всегда старался внушить своим ученикам ту истину, что лучше совсем не учиться, чем быть недоучкой, ибо, объяснял он, «не знающий учения не притязает на ученость, посему он прост и покорен своему положению, а недоучка обманывает и себя и других».

Прививал он детям и трудолюбие, так как родители, послав детей в школу и заплатив за учение, считали свое дело законченным и, как грустно замечает Очевидец, «за выгоном скотины на пастбище смотрели лучше, нежели за аккуратным посещением школы детьми…».

И учились у Патканяна с удовольствием, потому что учитель умел заинтересовать учеников, не заставлял их зубрить и вообще поощрял у учеников стремление мыслить, стараясь, чтобы дети «почувствовали сладость знаний», не довольствовались лишь тем, что дает им учитель, и занимались также самообразованием. Ведь и Габриэл Патканян все свои знания приобрел сам, своими силами и стараниями.

Микаэл с удовольствием готовил домашние задания. Сохранилось несколько его домашних упражнений. Учитель велел им переписать в тетрадь болоргиром[8] армянский алфавит. Десятилетний Микаэл уже уверенно обращался с циркулем и линейкой. Карандашом он провел в тетради едва заметные линии, чтобы буквы были ровными и одинаковыми, и на двух строчках переписал все буквы алфавита. Затем, как велел учитель, тем же болоргиром вывел одно из наиболее понравившихся ему изречений:

Никто не рождается без недостатков,
Но тот блажен, в ком их меньше всего!

А под этими строчками нарисовал (Микаэл любил рисовать) вазу, полную цветов, и раскрасил их цветными карандашами.

Обо всех новейших достижениях науки, да и об истории науки тоже, Микаэл впервые услышал от Габриэла Патканяна. В школе Патканяна Микаэл изучал географию, физику, химию, математику, языки и литературу. И тот огромный круг интересов Налбандяна сформировался именно в годы его учебы в школе отца Габриэла.

«Я никогда не встречал другого такого учителя-ритора, который смог бы завладеть вниманием стольких слушателей без всяких артистических фокусов», — вспоминал о Патканяне один из его бывших питомцев. Если учитель Габриэл рассказывал, скажем, о Троянской войне, то ученики будто переносились в эти «стародавние, легендарные времена…». «Мы словно находились в том древнем мире, — продолжает вспоминать бывший ученик, — на берегах Средиземного моря, среди эллинских племен… Жили их жизнью, грустили или радовались, смотря по тому, о чем рассказывал наш искусный учитель».

Микаэл проводил много времени с Габриэлом Патканяном и после уроков. Обладая отличным слухом и голосом, он помогал священнику в богослужениях и пел шараканы[9]… А учитель не упускал возможности снова и снова беседовать с ним. И каждое его слово животворным семенем падало в душу ученика, и семена эти вскоре дали удивительно сильные ростки.

Жадно слушал Микаэл и беседы учителя об армянской истории.