Микеланджело

В память о тех встречах сохранилось множество писем и стихотворных посланий, которыми обменивались художник и поэтесса. Виттория Колонна одаривала Микеланджело чисто «духовными» сонетами, от которых часто веяло запахами травы и полевых цветов, а он направлял ей сонеты и мадригалы, полные страсти, любви и обожания…

За годы дружбы с поэтессой из-под его пера вышло 42 поэтических послания, преисполненных не только любви, но и мыслями о вере и об искусстве. Одновременно с циклом посвящений Виттории Колонна появилось 40 стихов, посвящённых, как было указано в рукописи, «А donna bella е crudele» — «Прекрасной и жестокой донне», — ни в чём не уступающих по выразительности и накалу страстей. По всей вероятности, образ этот вымышленный, который понадобился Микеланджело, чтобы показать Виттории Колонна, сколь пагубна для любящего холодность любимой, от которой он часто страдал, заявляя, что «не из камня сделаны сердца». Возможно, ему хотелось вызвать у неё ревность. Какая женщина устоит, когда не ей, а другой посвящаются страстные признания?

Не исключено также, как об этом было сказано выше, что под образом «прекрасной и жестокой донны» подразумевалась любимая Флоренция, ставшая для Микеланджело далёкой и недоступной. Мысли о ней не покидали его, о чём говорят такие строки:

О, как же эта женщина смела,
Раз мне погибелью грозя заране,
Вонзила нож и держит в свежей ране!
В её очах прелестных столько зла,
Что оторопь взяла.
Я задыхаюсь, скорчившись от мук,
Уж тает жизни звук
И рядом смерть. Но вдруг
Исчезло всё, и прежние невзгоды
Мне продлевают горестные годы (124).

В его воображении мысли о маркизе, жестокой донне и не отвечающей ему взаимностью Флоренции нередко вызывали путаницу. Чтобы не вводить в заблуждение самого себя и переписчика его стихов набело Дель Риччо, в одном из стихотворений он раскрывает секрет «прекрасной и жестокой донны», которая будоражила его чувства и воображение:

Улыбки, лепет, жемчуг и парча —
Тут всякий сгоряча
Падёт в божественном благоговенье.
А злато и каменья
Вдвойне огнём слепят.
Но потускнел бы яркий твой наряд,
Когда б не взгляд мой, полный восхищенья (115).

Друзья, а особенно Кавальери, ревниво относились к дружбе мастера с маркизой Колонна и совсем терялись в догадках, когда узнавали о наличии ещё одной тайной пассии. Пожалуй, один лишь умница Джаннотти понимал правду и уважительно относился к чувствам великого друга и неожиданным всплескам его воображения.

Испытывая боль за людские страдания, Микеланджело в работе над фреской нуждался в поддержке Виттории Колонна и чутко прислушивался к её голосу…

Мужчина в женщине иль Божий глас
Мне истины вещает,
А слух речам внимает,
И слёзы умиления из глаз.
В благословенный час
Я сам не свой, и мнится,
Что, воспарив над суетой мирской,
Себя от кары спас. Все остальные лица
От взора скрыты тленной пеленой.
О, донна, будь со мной!
Веди чрез воды, огнь стезёй счастливой,
Чтоб мне не знаться с долею постылой! (235)

«Те, кто восхищаются творениями Микеланджело, — говорила Виттория Колонна, — восхищаются лишь малой толикой его сути». Проявив свой недюжинный ум, в одном из писем художнику она проявила глубокое понимание подлинной сути своего великого друга: «Считаю достойным восхищения, что Вы сумели отрешиться от мира, от ненужных славословий и посулов князей, дабы в полном одиночестве следовать своим путём и безраздельно отдаваться труду, превратив всю свою жизнь в одно-единственное творение». Она была права и чисто по-женски понимала, что ей, столь же одинокой и отрешённой от суетного мира, как и он, нет места в его жизни, целиком отданной служению искусству с его неуёмными почти космическими взлётами творческой фантазии.

После такого признания обожаемой подруги мастера в некоторых публикациях странно читать о «пагубном влиянии» Виттории Колонна на творца.82 Это ошибочное мнение легко развеять, сославшись на многие его сонеты, посвящённые гордой и неприступной маркизе, в которых он признаёт:

Ты предо мной Вселенную открыла.
Так преврати всего меня ты в око,
Чтоб каждой порой кожи я глядел! (166)