Микеланджело

Вон стадо коз пасётся на вершине,
Где так вольготно по камням скакать.
Пастух, присевший у ручья в ложбине,
Принялся в виршах душу изливать.
Простая песнь разносится в долине —
Она приволью здешних мест под стать.
И радостно красавице-хозяйке
Пасти свиней под дубом на лужайке.

Вдали стоит соломой крытый дом.

Там с раннего утра кипит работа.
Кто возится с горящим очагом,
А у кого в саду своя забота.
Вон парень гонит борова прутом
Иль там осла навьючивает кто-то.
Лишь безучастный ко всему старик
От грустных дум на солнцепёке сник.

Крестьян питает тяжкий труд, не злато.

Бесхитростна их суть и на виду.
Гнут спину от восхода до заката,
Безропотно снося свою нужду.
Чтоб ближе знать, чем жизнь их торовата,
Войди к ним в дом — запоры не в ходу.
Их поздний ужин ждёт с дарами лета
И сон на сеновале до рассвета.

Здесь зависть понимают как недуг —

Она недолго властвует сердцами.
Но с жадностью глядят на горный луг,
Когда благоухает он цветами.
Вернее друга нет, чем справный плуг,
С блестящими на солнце лемехами.
Всё, чем богаты люди в сих краях,
Не держат под замками в сундуках.

До нитки обирают мать-природу

Тельца златого жалкие рабы.
Жадны, довольны не бывают сроду.
О, баловни завистливой судьбы,
Я знаю вашу алчную породу —
Бесчувственны вы к стонам голытьбы!
Вам не понять в безумном ослепленье,
Чем ценно жизни краткое мгновенье.

Любой, кто издавна с нуждой знаком,

Познавши голод, холод и терзанья,
Да будет верным вам поводырём
И высшим образцом для подражанья —
Он заслужил такую честь горбом!
Владыки мира, нет к вам состраданья,
И как собой вы всюду ни кичитесь,
Крестьянину в подмётки не годитесь.

Живёт Богатство за семью замками —

Всё в золоте, парче и жемчугах.
Но непогода с ветром и дождями
В нём неизбежно порождает страх.
Лишь Бедность смотрит ясными глазами —
Она в заботах вечных и трудах;
О громких почестях не помышляя,
Идёт по жизни в рубище, босая.

Причуды иль изысканность в речах

И об искусстве тонкие сужденья —
Крестьянин не мастак в таких делах.
К земле любовь питая от рожденья,
Он лишь мозоли нажил на руках
Да к грустной песне сильное влеченье.
Ростовщики семь шкур с него дерут,
А он не оставляет тяжкий труд.

Благоговение питая к Богу,

Крестьянин к небу обращает взгляд
И просит истово себе подмогу,
Когда от засухи хлеба горят,
Не подпуская к своему порогу
Как, Почему, Зачем или Навряд.
В любой беде он не исторгнет стона
И свято верит — пособит Мадонна.

Тайком по бездорожью в стороне

Бредёт пугливое Навряд с клюкою
И тощею котомкой на спине,
От страха ног не чуя под собою.
За ним бренча ключами на ремне,
Идёт Зачем с понурой головою.
Куда ни глянь — все спят в своих домах:
Придётся сызнова блуждать впотьмах.

Страшась сиянья вечного светила,

Крадётся Почему, бедой грозя,
Но разум целиком ему затмило
Невежество — привычная стезя.
А перед ним сдаёт любая сила,
И убедить его ничем нельзя.
Как близнецы, бредут вдвоём, петляя,
Цепляясь к слабым — сильных избегая.

Одна шагает Правда по земле.

В ней голь и беднота души не чает.
Горит звезда, как око, на челе,
А сердце, точно диамант, сверкает
И людям освещает путь во мгле.
Её со света часто Зло сживает.
Но Правда не стареет, как весна.
Кто предан ей, тому по гроб верна.

Пуглива, как фальшивая монета,

Себя стыдливо прячет Ложь в шелка.
Любительница гнусного навета,
Она душой коварна и низка;
Тускнеет и, как тать, бежит от света.
Но кругу знати и вельмож близка,
Хотя и любит в тень уйти глубоко.
Сродни ей Подлость, Клевета и Склока.

Преуспевает в жизни также Лесть:

Проворна, очень недурна собою,
Но смен её обличия не счесть —
Куда бледней цветущий сад весною.
Чтоб угодить, несёт благую весть,
Хоть и приврёт с три короба порою.
Всё обольстительно в ней: плач и смех,
Но как проворно обирает всех!

Она плести интриги — мастерица,

Повсюду сея смуту и вражду,
И жертву ждёт, чтоб исхитриться… (67)