Микеланджело

— Мессер Дель Риччо? Следуйте за нами.

— Позвольте! Что вам нужно, господа?

— Поменьше шума. Мы сыскная служба, и предстоит серьёзный разговор о том, как завязалась ваша дружба с бунтовщиками.

— Спятили, синьор! — возмутился тот.

— И это мне, служителю закона?! — воскликнул незнакомец.

Обернувшись к двум сопровождающим, он приказал.

— Всадите кляп ему в дырявый рот, чтоб не орал, как пьяный поп с амвона.

Те скрутили Дель Риччо руки за спину.

— Утихомирился? А ну вперёд!

* * *

С той подстроенной и бурно закончившейся встречи началась дружба Микеланджело с Витторией Колонна, которая скрашивала его одиночество и одаривала моментами подлинного откровения. Он неожиданно проникся к ней таким доверием, какого ранее не испытывал, пожалуй, ни к кому.

Зарождение этого чувства совпало со временем, когда он напрямую приступил к самой росписи алтарной стены в Сикстине, в чём ему виделись мистическое совпадение и зов свыше. Он стал посещать воскресные встречи в Сан Сильвестро, где показывал маркизе рисунки, дорожа её мнением, и делился с ней самыми сокровенными мыслями о жизни и об искусстве, о чём говорится в одном из посвящённых ей сонетов, который вошёл в антологии итальянской поэзии:

Судьба, о донна, не для всех равна.
И вот один пример вам в подтвержденье:
Стоят веками в мраморе творенья,
Хоть жизнь ваятелю на миг дана.

Причина мне, как Божий день, ясна:

Искусство не подвластно силе тленья.
Скульптуре отдаю я предпочтенье —
Ведь с вечностью она обручена.

В портрете нашем или в изваянье

Я мог бы жизнь обоим нам продлить,
Орудуя то кистью, то резцом,

Чтоб ваше оценив очарованье,

Потомки обо мне могли судить
И об удачном выборе моём (239).

Судьба распорядилась так, что работа над величайшим творением «Страшный суд» проходила под знаком крепнущей дружбы с поэтессой, которая ратовала за обновление и очищение церкви от стяжательства, находясь под сильным влиянием идей Бернардино Окино, предводителя монашеского ордена капуцинов, автора нашумевших в то время «Диалогов о вере».

Первого сентября 1535 года папским указом Микеланджело был назначен главным скульптором, художником и архитектором Апостольского дворца в Ватикане с годовым жалованьем в 500 дукатов из папской казны, а также из таможенных доходов, взимаемых за переправу через По. Никто из мастеров Возрождения не получал столь высокого вознаграждения.

Работа в Сикстинской капелле шла своим чередом. Он получал отовсюду множество откликов. Из Венеции пришло целое послание от пресловутого Аретино, в котором автор излагал своё видение Страшного суда с «изрыгаемыми из уст Христа огненными стрелами, пронизывающими сверху донизу всю алтарную стену» и прочие благоглупости. Под конец своего многословного послания он пообещал вскоре наведаться в Рим и на месте изложить свои идеи. Странное письмо напористого автора изрядно позабавило друзей художника.

Вскоре пришла радостная весть из дома. Его племянница Франческа, которую он ласково называл Чекка, получив от дяди богатое приданое, удачно вышла замуж за молодого отпрыска знатного рода Гвиччардини. Приходили письма и от племянника Лионардо, который не скрывал своей нелюбви к учёбе и никак не мог найти дело, которое было бы ему по душе. Дядя строго его отчитывал за леность и легкомыслие.

В один из тихих вечеров, не предвещавший никаких сюрпризов, у Микеланджело на Macel dei Corvi собрались друзья, чтобы узнать о последних новостях из Флоренции от прибывшего оттуда Вазари. В последние годы через него Микеланджело следил за всем, что творится в родном городе. Он всегда был рад его появлению, и ему доставляло истинное удовольствие послушать его рассказы об оставшихся во Флоренции друзьях и знакомых.

Повзрослевший Вазари, успевший заявить о себе как о способном и ищущем художнике, дорожил дружбой с великим мастером и проявлял живой интерес к его новой работе. Показывая ему некоторые рисунки, Микеланджело с грустью заметил:

— В изгнанье мы в решеньях не вольны. Но исподволь в работу я втянулся.

Рассматривая разложенные на столе эскизы, Вазари не смог удержаться, чтобы не отметить:

— В рисунках ваших столько новизны, что мир бы обомлел и встрепенулся.

— Наш мир, Вазари, не пронять ничем, — с горькой усмешкой ответил Микеланджело. — Он жаждет одного — обогащенья.

С таким подавленным настроением друзья не могли согласиться, и Джаннотти постарался хоть как-то ободрить мастера.

— Чего-то нынче сникли вы совсем — Флоренция дождётся избавленья.

— Донато, друг мой, ждать невмоготу! Мне по ночам родной наш город снится. Как одолеть заветную черту и вырваться на волю из темницы?

Слова Джаннотти поддержал Вазари.