Микеланджело

— Серьёзное вы обратили в шутку. Как долго я должна ещё терпеть?

Он быстрыми движениями водил карандашом.

— Один лишь штрих — и вот улыбки трепет. О, как он будет душу бередить!

— Дивлюсь на вас. Какой-то детский лепет!

— Не могут руки без движенья быть. А им дано в рисунке вас касаться — вот и безумствует мой карандаш.

— Договорились делом мы заняться. Оставьте же мальчишескую блажь!

Довольный полученным рисунком, он весело объявил:

— На всё готов, мечтая лишь о малом.

— О чём?

— Чтоб нам сидеть пред камельком и наслаждаться счастьем запоздалым.

Сдерживая улыбку, Колонна поднялась:

— Несносны вы! Давайте в сад пройдём, где всё уже для чтения готово. Я вижу, в голове у вас содом — послушаем Иоанна Богослова.

От двери отпрянула инокиня, смотря им вслед:

— Пока воркуют голубки в саду, всё слышанное мигом на бумажку и к матери игуменье пойду. Иль утаить? Но не простят промашку. Никто не говорил мне нежных слов, хотя о счастье я молила Бога.

Она перекрестилась.

— А мастер-то в любви на всё готов. Зачем ему маркиза-недотрога?

Неслышно ступая, появился Пол:

— Подслушивала, детка? Ай-ай-ай! Тебе к игуменье идти не надо. Вознагражу, но глаз с них не спускай. Ко мне, когда стемнеет, для доклада. Будь умницей, старайся! Я пошёл.

Инокиня проводила его недобрым взглядом:

— С тобою мне якшаться не пристало. Ты мягко стелешь, преподобный Пол, но мёдом потчуя, вонзаешь жало.

* * *

Много позже Микеланджело изрядно удивили восторженные слова Вазари в его «Жизнеописаниях» о кардинале Поле, с которыми ни он, ни друг Джаннотти никак не могли согласиться, зная двурушническую натуру англичанина.

Воскресные чтения служили для Микеланджело отдушиной, укреплявшей в нём веру и поднимавшие дух. Они вдохновляли его при написании трагической фрески, работа над которой близилась к завершению. Принято считать, что с этого мадригала начинается цикл стихов, посвящённых Виттории Колонна:

Ужель, моя синьора,
Ты так же можешь, как и мы, дышать,
Плоды земли вкушать
И одарять нас, смертных, лаской взора
Без всякого укора?
Любой, забыв сомненья, возгордится
И бросится в погоню за мечтой.
Кому же ум — опора,
Вослед не устремится.
Коль не прав, смути и мой покой
Небесной красотой.
Но камень нем, как и листок бумаги,
Когда творцу недостаёт отваги (111).

Однажды во время чтения «Откровений святого Иоанна Богослова» старый монах Амброджо особенно выделил проникновенным голосом следующий отрывок:

«И увидел подобного Сыну Человеческому. Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень, огненны… Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего…»

Микеланджело вдруг почувствовал, что его душат исходящие из глубины души рыдания. У него перехватило дыхание, и он низко опустил голову, стараясь скрыть волнение.

Обеспокоенная его состоянием, маркиза попросила монаха прерваться.

— Скажите, мастер, отчего вы так разволновались?

— Оттого, маркиза, что я тоже с седыми волосами, как и повстречавшийся Иоанну Богослову человек.

После неожиданно прерванного чтения Виктория Колонна, которой передалось волнение друга, была так нежна и приветлива к своему другу, что он вдруг почувствовал что-то неладное в её поведении, а в его тетради появились странные терцины:

От резких смен страдает наш покой.
В испуге сердце бьётся учащённо —
Его погубит горе или счастье.

Чтоб порождённая твоей красой

Любовь ко мне была бы благосклонна,
Умерь порывы пылкого участья! (150)

Воскресные встречи продолжались, служившие передышкой после работы в Сикстинской капелле. Как свидетельствует Кондиви, Микеланджело нарисовал по просьбе Виттории Колонна Христа. Снятое с креста тело поддерживают два бескрылых ангела, чтобы оно не рухнуло к ногам Пресвятой Девы Марии. Она сидит у подножия креста, и лицо, залитое слезами, выражает невыносимое страдание, а её распростёртые руки обращены к Небу. На деревянном кресте надпись: «Non vi si pensa quanto sangue costa» — «Не думают, какою куплен кровью» (Виндзор, Королевская коллекция). Этот рисунок явился прообразом для последующих трёх изваяний «Пьета».

Со временем появились и другие рисунки, которыми Микеланджело одаривал свою обожаемую подругу. Так появился рисунок распятого Иисуса Христа, но не мёртвым, как его обычно изображают, а ещё живым. Обратив лицо к своему Отцу Небесному, Христос взывает: «Эли! Эли!» (Лондон, Британский музей).