«До завоевания Романья находилась под властью жалких правителей, которые не столько пеклись о своих подданных, сколько обирали их и толкали не к согласию, а к раздорам, так что вся эта территория изнемогала от грабежей, междоусобиц и беззаконий. Завоевав Романью, герцог решил отдать ее в надежные руки, чтобы умиротворить ее и подчинить верховной власти, и с этим он вручил ее мессеру Рамиро де Орко, человеку нрава резкого и весьма крутого. Тот за короткое время умиротворил Романью, прекратил распри и навел на всех страх. Тогда герцог решил, что чрезмерное сосредоточение власти больше не нужно, ибо может лишь озлобить подданных, а посему он учредил гражданский суд <…> Но, зная, что предыдущие строгости все-таки настроили против него народ, он решил обелить себя, показав всем, что если и были жестокости, то в них повинен не он, а его жестокий наместник. И вот однажды утром на площади в Чезене по его приказу положили разрубленное пополам тело мессера Рамиро де Орко рядом с колодой и окровавленным мечом. Свирепость этого зрелища одновременно удовлетворила и ошеломила народ» 58.
Для Микеланджело Леонардо да Винчи был предателем. И все же он гордился, когда увидел его в числе художников, собравшихся 25 января 1504 года в соборе, чтобы выбрать место для его «Давида», к тому времени уже законченного.
К тому времени Леонардо считался гением, и имя его было окружено сиянием вечной славы. Тогда Микеланджело впервые встретился с этим незаурядным человеком.
Помимо Леонардо в собрание входили художники Боттичелли, Андреа делла Роббиа, Давид Гирландайо (брат Доменико Гирландайо), Перуджино, Филиппино Липпи, а также друг детства Микеланджело Франческо Граначчи. Кроме них присутствовали скульпторы Рустичи, Сансовино и Бенедетто Бульони, архитекторы Джулиано и Антонио да Сангалло и многие другие – вплоть до отливщика пушек Гиберти.
Вечно недовольный собой, Микеланджело был вынужден признать значение, которое имел его «Давид» для всех флорентийцев. Рассказывая ему о собрании, Граначчи чуть не расплакался:
– Все старались говорить как можно громче, и никто никого не слышал. Место должны были избрать поднятием рук, по подкомитетам, ты же знаешь флорентийцев. И конечное голосование совпало с твоим собственным выбором, Микеланджело: «Давид» встанет на место бронзовых «Юдифи и Олоферна» Донателло у входа во дворец Синьории.
Микеланджело заменит самого Донателло! Какое еще нужно было признание?
Но была одна проблема: как без повреждений доставить до места огромную статую, подобной которой до того никто не видел.
Архитектор Джулиано да Сангалло выдвинул идею некоего подобия клетки, а его брат Антонио, размахивая руками, тут же принялся рисовать в воздухе эскизы конструкции – это будет огромная сеть, которая будет спускаться в клетку и поддерживать гиганта в стоячем положении, на весу, амортизируя возможные удары и толчки.
Все кричали, толкали друг друга, словно дети в школьном дворе.
– А где же Леонардо?
Оказалось, что сразу после начала заседания Леонардо да Винчи вежливо откланялся. Он просто ушел: мол, «путешествие» Давида, конечно, небезынтересно, но все эти бушующие страсти мало совместимы с его деликатной натурой. В своих «Дневниках» он оставил потом лишь загадочные слова, поставленные между двух точек: «Цепь Микеланджело». Словно это одна из вещей, о которых надо было подумать или, может, сделать.