Микерия

Подражание научным источникам лежит в основе композиции этих повестей. Научный материал, который десять лет назад заинтересовал бы Сенковского-ориенталиста своим историческим, лингвистическим или археологическим значением, явился для него в этих повестях предметом легкомысленной имитации. «Похождения одной ревижской души» подражают монгольской шастре, «Микерия-Нильская Лилия» — египетскому папирусу, «Совершеннейшая из всех женщин» — китайскому роману.

Это был редкий случай заимствования у научного материала не сведений, но стиля, не документальных данных, но принципа построения.

Смысл этого заимствования был, разумеется, не в том, чтобы попытаться привить русской литературе жанр египетского папируса или китайского романа. Смысл был в том, что, вводя в монгольскую шастру или египетский папирус намеки на современников, полемику со своими учеными противниками или фельетонные остроты, Сенковский сталкивал глубоко чужеродные материалы. Это давало возможность делать самые неожиданные сопоставления; они были тем неожиданнее, чем дальше отстоял от современности тот или иной объект псевдоученой имитации. Так построена «Микерия-Нильская Лилия». Чтобы не терять времени и места на изложение этого «египетского папируса, найденного на груди одной мумии в фивских катакомбах», без сомнения, почти никому не известного в наше время, я прямо приведу его источник[31], тем более, что Сенковский внес в него незначительные изменения.

Это — рассказ, заимствованный из второй книги Геродота.

«По словам жрецов, Рампсинит был так богат и имел столько денег, что ни один из последующих царей не только не мог превзойти его в этом отношении, но даже приблизиться к нему. Для сохранения своих сокровищ в безопасности, он велел построить каменную кладовую, одна стена которой примыкала к наружной стороне его дворца. Однако архитектор со злым умыслам устроил так, что один из камней можно было легко вынимать из стены двум человекам или даже одному. По сооружении кладовой царь поместил в ней свои сокровища.

По прошествии некоторого времени, строивший кладовую архитектор незадолго перед смертью подозвал к себе сыновей — у него их было два — и рассказал им, что он сделал при постройке царской сокровищницы в заботливости о том, чтобы они жили богато. При этом отец в точности объяснил все касательно выемки камня, дал им мерку его и в заключение добавил, что, если они сохранят его, будут казначеями царской сокровищницы.

По смерти архитектора дети его не замедляли приступить к делу: ночью отправились в царский дворец, нашли камень, который вынули без труда, и унесли с собою много сокровищ. Отворивши кладовую, царь с изумлением заметил, что в сосудах недоставало сокровищ, и не знал, кого обвинять в краже, так как печати на дверях были целы, и кладовая оставалась запертой. Когда, открывая кладовую второй-третий раз, он видел, что сокровищ становится все меньше и меньше, так как воры не переставали обкрадывать его, тогда он поступил так: заказал капканы и поставил их кругом сосудов с сокровищами.