— Сразу видно, Микеш, что ты был укротителем в цирке! — усмехнулась повеселевшая бабушка. — Как это здорово ты все придумал! Ну да ладно, бегу к Плавцам за медом, а ты тут хозяйствуй по своему разумению. — И, поставив котлы с водой на плиту, она побежала к Плавцам. Жили Плавцы за двором Швецов в обветшалом домишке, окна горницы которого выходили в поле. Поэтому Плавцы не могли видеть, что совершалось тем временем у Швецов, и были очень удивлены появлению старой соседки, которая прибежала к ним вся запыхавшись.
— Прошу вас, дорогие соседушки, продайте мне немного меда и разрешите еще сварить на вашей плите в двух котелках щепотку-другую риса! Не смотрите на меня так странно, люди добрые, я сегодня сама не своя! Ни с того ни с сего к нам в гости пришли хорошие знакомые, а у меня дома хоть шаром покати, — второпях объясняла бабушка.
— Уж не наведались ли к вам знакомцы из Петигостов? — спросил у бабушки сосед Плавец.
— Люди добрые, прямо напасть какая-то! — продолжала объяснять бабушка, ломая при этом руки и закатывая глаза. — У одного, знаете ли, вот такой носище (тут бабушка развела руки как можно шире), другой прыгает по крыше, третий сидит на дереве, а четвертый чешет ногтями под мышками!
Дядюшка и тетушка Плавцы в изумлении уставились на соседку. Господи Иисусе, что лепечет эта Швецова?! Уж не лишилась ли она рассудка на старости лет?
— И вы собираетесь угощать своих знакомых одним рисом? — спросила у бабушки тетушка Плавцова.
— Я сварю кофе и рису, — отвечала ей бабушка. — Кофе для обезьяны, а рис для носатого. Тот, что с крючковатым клювом, отведает семечек, косматый же любит хлеб с медом! Чем их кормить, посоветовал мне наш Микеш, вот я и пришла к вам, соседка, продайте мне, пожалуйста, немного меда и вскипятите на своей плите два котелка воды для риса. Об этом же я попрошу и молодую Шальдову, потому как носатый наедается лишь пятьюдесятью килограммами!
Вместо ответа дядюшка с тетушкой Плавцы кивнули ей головами и не стали больше ни о чем расспрашивать. Они помогли бабушке поставить на плиту два больших котла с водой, затопили печь и, когда она ушла, лишь сочувственно переглянулись между собой, а дядюшка Плавец еще постучал себя по лбу, как бы говоря, что старая Швецова наверняка повредилась в уме.
— Ничего удивительного, — заметил он вслух. — Она ведь с людьми почти не общается, все с Микешем да Пашиком! Решила, по-видимому, что и ее знакомые из Петигостов тоже животные. Однако, мать, не показывай виду и делай, как она хочет!
Микеш возвращается в цирк
В то время как на плитах трех домов варились рис для слона Брундибара и кофе для обезьяны Качабы, попугай Клабосил объяснял Микешу, зачем они пришли.
— Мне очень неудобно, — извинялся Микеш, — вы проделали из-за меня такой путь! Мне неловко, что я сам не приехал к вам, как обещал в письме, прямо хоть на хвост себе наступай в отместку! А нельзя ли, дорогой Клабосил, было ограничиться тем, чтобы Олюшка просто написала ответное письмецо?
— Она так и сделала, пан Микеш, — смутившись, проговорил попугай, — но почтмейстер выпроводил ее вместе с ним, увидев, что адресовано оно коту.
Тут все, кто слышал эти слова, рассмеялись, один попугай остался серьезен и печально продолжал:
— Дело обстоит гораздо хуже, чем вы могли бы предположить, дорогой пан Микеш! Пока вы были дома, в цирке произошли большие перемены, и многих из своих друзей вы уже там не встретите!
— Боже мой! Что же, собственно, произошло?! — испуганно спросил Микеш.
— Да много всего, — отвечал ему попугай. — Наш пан директор тяжело заболел и не мог уже заниматься цирком, как прежде, а бедняжке Олюшке управляться со всеми делами одной было не под силу. Она еще слишком молода, чтобы руководить таким большим цирком. Стоит ли удивляться, что в последнее время положение наше все ухудшалось. В конце концов вышло так, что от нас поуходили все люди и мы были вынуждены расстаться со многими дрессированными животными. Из былой труппы уцелели только мы четверо да царь зверей лев, который, между прочим, с тех пор как вы нас покинули, сделался ужасным букой. Впрочем, и мы далеко не спокойны за свое будущее, вся надежда на вас, пан Микеш, один вы можете спасти нас пятерых и помочь Олюшке сохранить цирк. Она-то и послала нас к вам, наказав без вас и не возвращаться. И вот все мы, пан Микеш, убедительно просим вас вернуться в цирк вместе с нами, чтобы защитить от беды хотя бы нас пятерых.
Микеш слушал рассказ попугая, низко опустив голову. Слон, обезьяна и медведь не понимали человеческого языка, на котором говорил попугай, но догадывались, о чем он ведет речь, и смотрели на Микеша с таким отчаянием и надеждой, что котик едва не расплакался. И тут дрогнувшим голосом заговорила бабушка: