Михаил Бахтин

Так как мой муж, инвалид труда по своему социальному положению, во всяком концентрационном лагере будет только помехой государству и безусловно очень скоро погибнет без моего бдительного ухода — настоятельно прошу Вас о замене наказания приговоренному. Дайте ему возможность жить со мною вместе, не выполняя принудительных работ в каком-нибудь городе, где бы он мог найти квалифицированную медицинскую помощь, потому что его болезнь, требующая частого вмешательства опытного хирурга, требует и постоянного наблюдения специалиста».

Не ограничиваясь рассылкой писем в различные инстанции ОПТУ, Елена Александровна подключила к хлопотам по смягчению участи Бахтина и тех людей, чей голос обладал тогда для властей ощутимым авторитетом. Шаги, направленные на то, чтобы спасти Бахтина от Соловков, предпринимает, например, Екатерина Павловна Пешкова — председатель Комитета помощи политическим заключенным и жена М. Горького. Сам Горький, видимо, по ее просьбе, отправляет в защиту Бахтина две телеграммы, адресованные руководству ОГПУ. Какую-то помощь, если верить не совсем ясным свидетельствам мемуаристов, оказывает Алексей Толстой.

Бахтин также участвует в поиске бюрократических лазеек, позволяющих избежать отправки на Соловки. Выписавшись 12 августа из больницы имени Урицкого, он вскоре попадает в больницу имени Ф. Ф. Эрисмана, где пишет заявление на имя наркома здравоохранения Н. А. Семашко, в котором просит назначить врачебную комиссию для освидетельствования состояния его здоровья. Такая комиссия в итоге была созвана. Обследовав Бахтина, она диагностировала у него «туберкулез легких, вялость сердечного мускула, резкое истощение, слабость нервной системы» и пришла к выводу, что приговоренный к Соловкам «следовать без посторонней помощи не может».

Результатом всех этих заявлений, врачебных заключений и писем, содержащих требования отменить ранее вынесенный приговор, стало Особое совещание при Коллегии ОГПУ, состоявшееся 23 февраля 1930 года. На нем дело Бахтина было пересмотрено. Участники Особого совещания постановили: «Во изменение прежнего постановления Бахтина Михаила Михайловича выслать через ПП ОГПУ в Казахстан на оставшийся срок». Конкретным местом ссылки был назначен Кустанай (ныне Костанай).

Из-за непрекращающихся рецидивов костного туберкулеза Бахтин смог отправиться в Казахстан только 29 марта. Сколько именно времени заняла дорога до Кустаная, сказать нельзя, поскольку документальных свидетельств, связанных с этим подневольным путешествием, не сохранилось. Известно только, что 22 сентября Кустанайский отдел ОГПУ специальным письмом подтвердил прибытие Бахтина.

Но ссыльнопоселенческая глава его биографии началась, конечно же, намного раньше. И завершилась позже, чем это предполагалось изначально.

ЦИКЛОП ПОЛИФОН, ИЛИ КАК НАМ УКОНТРАПУНКТИТЬ ДОСТОЕВСКОГО

Романная партитура

Мыслитель, пишущий в стол, по своему статусу весьма близок «человеку из подполья», изображенному Достоевским. Несмотря на широкую известность в узких кругах, Бахтин почти все 1920-е годы был именно таким подпольным человеком. Чтобы выйти из «андерграундного» существования, ему требовалось совершить поступок, способный претендовать на масштабное социальное признание. Этим необходимым поступком, адресованным не только ближним своим, но и дальним другим, стала книга «Проблемы творчества Достоевского», вышедшая в ленинградском издательстве «Прибой» в сентябре 1929 года, то есть тогда, когда ее автор уже был приговорен к заключению в концлагерь.

По поводу того, каким именно образом удалось обеспечить ее публикацию, кто конкретно пробил ее в печать, остается только строить догадки, хотя, скорее всего, тропку к двери «Прибоя» для Бахтина проторил Павел Медведев, который годом ранее выпустил под этим «брендом» свое исследование «Формальный метод в литературоведении (Критическое введение в социологическую поэтику)». Как бы то ни было, почти полное отсутствие документальных свидетельств, проливающих свет на творческую историю «Проблем поэтики Достоевского», дает нам санкцию на скорейший переход к характеристике структуры и содержания данного труда, длительное время выполнявшего роль «визитной карточки» Бахтина, удостоверяющей реальность присутствия его персоны в советском литературоведческом мире.