Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь

Но не Фадеев, а совсем другие люди, и в первую очередь Константин Симонов, напечатали роман «Мастер и Маргарита» в популярном тогда художественном журнале «Москва». Успех романа, даже с конъюнктурными сокращениями, был феноменален. Первое издание книги, включавшей кроме «Мастера» еще роман «Белая гвардия», продавалось в магазинах «Березка» только за валюту или обеспеченные валютой чеки. Елена Сергеевна в буквальном смысле слова выстрадала это издание.

Постепенно произведения Булгакова обретали жизнь. Последней вышла повесть «Собачье сердце», первая реквизированная у писателя рукопись. Позднее люди вспомнят о Булгакове не только как о писателе, но и человеке, который не мог творить без любви, одухотворяющей его, вспомнят, что еще живы избранницы его сердца, без которых не было бы этого гениального писателя и великой личности. И Елена Сергеевна подумает, открывая «Мастера и Маргариту»: «Я его не отдала. Я вырвала его для жизни».

Глава двадцать первая Вечная любовь

Из воспоминаний С. А. Ермолинского: «На следующее утро – а может быть, в тот же день, время сместилось в моей памяти, – позвонил телефон. Подошел я. Звонили из секретариата Сталина. Голос спросил:

– Правда ли, что умер товарищ Булгаков?

– Да, он умер.

Трубку молча положили».

Отношение Сталина к Булгакову во многом осталось загадочным. Ни один диктатор не уделял столько внимания писателям и другим деятелям культуры, как он. Он, безусловно, жаждал бессмертия, но не в виде мумии, даже не в памятниках и бюстах своих, которыми услужливые ваятели заполонили страну, а в самом вечном – слове. Акыны, поэты, прозаики и драматурги бесконечно славили вождя, поднимая его величие до небес, он щедро оплачивал их труд, одаривая наиболее рьяных из них Сталинскими премиями. В кинофильме «Пархоменко» его роль играл артист театра, а позднее эстрадный конферансье Семен Львович Гольдштаб. Сталину показалось, что в роли, сыгранной Гольдштабом, чего-то не хватало, хотя был сохранен его акцент и внешне артист, отлично загримированный, очень походил на него. Сталин приказал в дальнейшем занимать в его киноролях только грузинских артистов. Но и этого ему показалось мало для того, чтобы остаться навечно в кино. Пленка в конце концов может истлеть, может сгореть, подожженная его врагами, последующим за ним властителем, тоже, как и он, пожелавшим сохраниться в истории. «Рукописи не горят», – донесли ему выражение Булгакова, и он мысленно согласился с ним. Он смотрел его «Дни Турбиных» десятки раз и пришел к выводу, что только Булгаков может достойно обессмертить его. Он, долго и упорно травя писателя, в конце концов добился того, о чем мечтал, – Булгаков решил написать пьесу о нем. Но прочитав ее, Сталин сначала растерялся, а потом разгневался – в пьесе он был не такой, каким уже десятки лет показывался народу, не бесконечно уверенный в себе, жесткий руководитель, очищающий страну от врагов народа, а какой-то романтический, мечтательный, местами даже размазня, короче – слишком похожий на других людей, а он был Сталин – сделанный из стали, твердый и непоколебимый, как сталь, со стальным характером. Таким его изображали писатели, но в пьесе Булгакова он был показан как человек, увлеченный революцией, а он ею не увлекался, он ее делал – стальными руками, стальным рассудком.

Грозен был тиран, неустанно и строго следил за литературой и последний роман писателя «Мастер и Маргарита» упрятал в спецхран с секретным замком, а если прочитал бы, то, возможно, узнал бы о том, что приводит человека к вечности и что бывает вечным в жизни. Но вряд ли бы понял истинный смысл произведения.

«За мной, читатель! – начинал Булгаков вторую часть романа. – Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!»

Елена Сергеевна не могла забыть последние минуты его жизни и среди отдельных слов «Ну!.. Что дальше… Измучен… Отдохнуть бы… Тяжело…» он жалобно протянул: «Мама», прощался со своей «белой королевой». Искал Люсину руку, когда она сидела рядом. На ее ласковые слова утвердительно кивал головой… Когда она его поцеловала, почувствовал это, попытался улыбнуться губами… «После смерти лицо приняло спокойное и величественное выражение… Во время панихиды и кремации музыки не было, по его предсмертному желанию… Словно боялся, что музыка разбудит его и снова начнутся судороги, дикие боли… В жизни его были огонь, вода, но не было медных труб… Он не хотел, чтобы они звучали в траурные минуты…»

Насчет места своего вечного упокоения Булгаков не оставил завещания. Елена Сергеевна захоронила его прах в вишневом саду старого участка Новодевичьего кладбища, вблизи могил Гоголя, Чехова, Станиславского… На могиле установлен большой черный камень, но появился он там не сразу. Елена Сергеевна писала брату Булгакова Николаю: