Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

Тася, чтобы не мешать ему, тихо вышла из комнаты. Он даже не заметил этого, погруженный в свои мысли. Его должны были мобилизовать, врачом, в военное время издается приказ, и изволь ему подчиняться. В Киеве часто менялась власть, и, наверное, Михаил думал о том, как избежать очередной мобилизации, объявленной новоиспеченными руководителями Украины. Он не был монархистом, но считал, что власть для него существует одна, та, при которой он и его родители получили специальность, работу, при которой он и Тася закончили гимназии, он стал врачом; этой власти он подчинится беспрекословно. Он взял в руки газету с заметкой об организации Добровольческой армии – на последней странице газеты «Последние вести» в отделе «Хроника» 14 декабря 1918 года привели приказ генерала Деникина о подчинении ему всех войск на территории России и мобилизации всех офицеров. 15 ноября утренняя киевская газета «Последние известия» в статье «Вчерашний день» сообщала: «На улицах обращало на себя внимание необычное передвижение небольших отрядов, среди которых преобладали офицеры добровольческих частей». События развертывались с ужасающей быстротой, со сменой декораций и кровопролитием.

Татьяна Николаевна вспоминает об очередном захвате города Петлюрой, после того, как гетман бежал с немцами: «…Михаил вернулся на извозчике, сказал, что петлюровцы уже вошли в город. А ребята – Коля и Ваня – остались в гимназии. Мы все их ждали, а они к петлюровцам попали в ловушку».

Соседка Булгаковых по Андреевскому спуску рассказывает: «Часовня была против гастронома нынешнего – туда отнесли офицеров убитых… Около Андреевского спуска была небольшая церковь, там тоже масса трупов… И на улицах лежали».

19 декабря во всех церквах Киева с утра звучали колокола. Днем приехала Директория: «Винниченко, Петлюра, Швец, Андриевский… Всюду национальные флаги, всюду народ… Слышится почти исключительно украинская речь…» И потом в «Белой гвардии» Булгаков донесет до нас голоса из тех ныне далеких времен, голоса двух прапоров, за которыми шагали, «мирно давя хрустальный снег, молодецки гремели ряды, одетые в добротное, хоть немецкое, сукно». «Я на ваший мови не розмовляю». «Тримай их! Офицеры, офицеры, офицеры… Я их бачив в погонах!»

Дочь соседа Булгаковых потом вспоминала: «Как-то у Булгаковых были гости; вдруг слышим, поют: «Боже, царя храни…» А ведь царский гимн был запрещен. Папа поднялся к ним и сказал: «Михаил, ты уже взрослый, но зачем же ребят под стенку ставить?» И тут вылез Николка: «Мы все тут взрослые, все сами за себя отвечаем!» А вообще-то Николай был у них самый тактичный…»

Несмотря на смену властей, город не казался сильно разгромленным. И при немцах, и при белых, и при красных мусор убирался. Кто был ничем, еще не стал всем. Свалок не было. Летом работали кафе, рестораны. Особенно много появилось польских кафе. Пел Вертинский. Уводил от мирских забот.

При Петлюре было страшнее, чем при немцах. Начались погромы. Татьяна Николаевна вспоминает, что «при красных на улице совсем было пусто, все по домам сидели, никто не показывался. Потом уже потихонечку вылезать стали. Облавы устраивали, чтобы на работу шли, но у меня было удостоверение о туберкулезе (Мишенька постарался), потом и другие удостоверения, освобождающие от работ, появились у людей. По вечерам ходили в кино».

Татьяна Николаевна утверждает, что интеллигенция в основном ждала белых. Генерала Бредова, гордо восседавшего на белом коне, встретили хлебом-солью. Обстановка была торжественная. Вернулась законная власть.

Тася рассказывала Михаилу об Александре Федоровиче Керенском, какой это был культурный, образованный человек, как старался в России привить демократию. Частную собственность считал неприкосновенной. Издал указ о постепенном переходе земли к крестьянам. Антон Иванович Деникин позже распорядился, чтобы крестьяне отдавали владельцам земли одну пятую урожая. Это было справедливо.