Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

В сентябре 1929 года, когда Елена Сергеевна уехала на юг, он, делая наброски повести «Тайному другу» – предвестницы «Театрального романа», начинал так: «Бесценный друг мой! Итак, вы настаиваете на том, чтобы я сообщил Вам в год катастрофы, каким образом я сделался драматургом». Вероятно, он приводил просьбу Елены Сергеевны побольше рассказывать о себе и обращался, несомненно, к ней – «тайному другу». Позднее, уже женившись на Елене Сергеевне, он надписал ее любимый сборник «Дьяволиада»: «Тайному другу, ставшему явным, – жене моей Елене. Ты совершишь со мной мой последний полет».

Будучи врачом, он трезво оценивал свое здоровье, болезнь почек и приблизительно подсчитал оставшееся ему время жизни, время на «последний полет».

«Годом катастрофы» Булгаков назвал 1929 год – год великого перелома в истории сталинского правления, – но для него он стал воистину катастрофическим: были сняты со сцены все его пьесы. Казалось, что на любовь Елены Сергеевны это не действовало негативно, она по-прежнему любила Булгакова, присутствовала при рождении его новых гениальных замыслов. Перевезла на Пироговку свою машинку «Ундервуд» и под его диктовку печатала рождавшуюся на ее глазах пьесу «Кабала святош».

18 марта 1930 года пришло сообщение из Главреперткома: «Пьеса “Кабала святош” к представлению запрещена».

В отчаянии Булгаков написал письмо Сталину, прося выслать его за границу вместе с женой – Любовью Евгеньевной Белозерской. А с кем еще, как не с официальной женой. Но перепечатывала письмо Елена Сергеевна, и отправлять его они ходили вдвоем. Они не знали, как порвать цепи, удерживающие их в разных семьях. Конечно, нужно было развестись – и спешно. Но на «спешно» у них не хватало ни сил, ни решительности.

Любовь Евгеньевна догадывалась об их близости, но надеялась, что это очередное увлечение мужа, и в отместку ему придумывала роман для себя.

Наконец о серьезности их отношений узнал Шиловский. Обычно спокойный и выдержанный, Шиловский потерял самообладание и выхватил пистолет, вызывая Булгакова на дуэль. Но второго пистолета не было. Шиловский был разъярен. Для него поведение жены – полная неожиданность. Он не мог даже предположить развала своей счастливой семейной жизни. Булгаков чувствовал себя неловко, нервничал. Шиловский ожидал от него объяснений, но тщетно. Ободренный молчанием Булгакова, он потребовал от него и жены прекращения свиданий, переписки, даже телефонных разговоров. Хотя и молча, они кивком головы эти условия приняли. Елена Сергеевна что-то говорила мужу, но Булгаков не слышал ее слов, понимая, что счастье, столь ожидаемое и выстраданное, ушло от него.

Впоследствии Елена Сергеевна доверилась подруге:

«Мне было трудно уйти из дома именно из-за того, что муж был очень хорошим человеком, из-за того, что у нас была такая дружная семья. В первый раз я смалодушничала и осталась…»

Возможно, если бы Булгаков признался в любви к ней перед мужем, решительно позвал за собою, она набралась бы духа и мужества уйти с ним. Но он не позвал, хотя не испугался Шиловского, даже дуэли. Он был знако́м с военным делом и постоял бы за себя. Он вообще старался – и успешно – изжить в себе чувство страха перед кем-либо и чем-либо. Но в ту секунду он не осознал, что Елена Сергеевна это поймет. После разговора со Сталиным он получил работу, с очень скромным заработком. А пьесы его по-прежнему не шли, его прозу не печатали. Вместе с режиссером Сахновским он стал готовить инсценировку «Мертвых душ», но до ее постановки было еще далеко. Он чувствовал себя затравленным и усталым. В таком состоянии отрывать женщину от обеспеченного и любящего мужа, от детей, устроенного быта, сваливать свои писательские и финансовые беды на ее плечи он посчитал неудобным. Хотя до объяснения с Шиловским Булгаков так не думал. К тому же он чувствовал себя перед Шиловским виноватым.

Булгаков и Елена Сергеевна не виделись полтора года. За это время его дела несколько улучшились. Главрепертком разрешил пьесу «Кабала святош», правда, под названием «Мольер», были возобновлены «Дни Турбиных» во МХАТе, шли репетиции «Мертвых душ» (но без пролога о Риме, где Гоголь писал свою повесть). Встретились они около 1 сентября 1932 года, точную дату установить трудно, а может, и не нужно. Главное – встретились снова, и навсегда. Елена Сергеевна признавалась подруге:

«Я не видела Булгакова двадцать месяцев, давили слова, что не приму ни одного письма, не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу. Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: “Я не могу без тебя жить”. Я ответила: “И я тоже!”»

Не исключено, что Булгаков караулил ее у выхода из дома или где-то поблизости, сделал все, чтобы его счастье не ускользнуло от него навеки, чтобы не испарились чувства за давностью времени.

Сын Уборевича говорил:

«Она вышла и вдруг встретила Булгакова. Помните, как Мастер встретил Маргариту в переулке? Мне всегда кажется, что это описана их вторая встреча…»