Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

Вскоре мулла узнает, что Магомед хочет жениться на Аминад, требует большой калым от ее семьи, говорит об этом Индрису, но тот не соглашается с отцом. Тогда Магомед решает украсть невесту. Индрис обещает помочь ему. Вдруг появляется пристав со стражниками. Они собираются арестовать Индриса, который обращается к залу: «Когда же настанет время, что мы уничтожим кровную месть, калым, всю эту тьму невежества и предрассудков?! Когда ингуши поймут, что им нужна новая власть?» Староста и стражники пытаются арестовать Индриса, но ему на помощь спешат Юсуп и односельчане. Они очищают сцену от стражников. И в этот момент сидящая в зале Тася вздрагивает, так как слышит выстрел, за ним второй, третий… Падает штукатурка с потолка. В зале царит невероятный шум – зрители выражают свою радость криками и даже выстрелами в потолок. Юсуп перекрывает шум в зале громким голосом:

– Ингуши! Вы теперь свободны! Как и весь народ!

Магомед срывает с себя погоны и обнимает брата. Они снова вместе, как и в юные годы.

На поклон выходят артисты, авторы пьесы. Булгаков смущен. Он рад успеху, но чувствует, что смазана концовка, что зрители не поняли его мысли о том, что между братьями и вообще народом не должно быть гражданской войны. Но зал продолжает неистовствовать.

За кулисами артисты устраивают банкет за счет авторов – туземный отдел наробраза отвалил им за эту пьесу громадную сумму – двести тысяч рублей. Тася смотрит на возбужденных артистов, вспоминает мечту Миши о больших залах в крупных городах, и ей представляется такой зал в Москве, наполненный самой утонченной публикой… Она не может только установить время, когда это будет, какая пьеса будет играться, напрягает все ангельские силы и догадывается, что это будет не скоро, и вместо автора на сцене появятся его портреты, и она, уже не как земной, а обычный ангел, будет невидимо витать над ними.

Глава шестая Памятный Владикавказ

Город замер в ожидании неодолимых перемен. Шумно было только у машин и конных повозок, направляющихся по Военно-Грузинской дороге в Тифлис. Закрылись многие лавки и магазины. Только в одной лавке, хозяин которой закупил большую партию балыка, торговали рыбой за старые деньги, называемые «ленточными» – узкими и длинными, как лента. Общее уныние охватило город, и даже казалось, что поник бронзовый Александр I, красовавшийся у входа на Александровский проспект. И лошадь под ним выглядела обреченной и служащей большой мишенью для вражеской пули. Клемансо писал о царе, что этот «человек становится сильным, когда борется за существование своей Родины».

Но царь, освободивший Россию от наполеоновского нашествия, еще в 1875 году почил в городе Таганроге и ничем не мог помочь своим сородичам, ни гордым видом, ни своими подвигами, за которые, кстати, отказывался принять награды, не принял титул Благословенного. И запретил возводить ему памятник в Санкт-Петербурге с надписью: «Александру Благословенному, Императору всей России, великодушному восстановителю Европейских держав, благодарная Россия», словно предчувствовал, что через сотню лет изменится Россия и люди новых поколений снесут его памятник на свалку, что и произошло в 1923 году. Дальновидным был Александр I и даже издал указ: «Да соорудится мне памятник в чувствах ваших, как оный сооружен в чувствах моих к вам!» И до сих пор в народе центральный проспект города, официально именуемый Ленинским, люди зовут Александровским, видимо, многие по привычке, а иные и потому, что он напоминает им давние, более добрые, чем теперь, времена.

Георгий Евангулов в рассказе «Суфлер из будки» дает впечатляющую картину Владикавказа перед приходом красных: «Город был похож на издыхающее животное. Оно не умерло, а вороны клевали глаза, стаи мух жужжали над зияющими ранами. По вечерам улицы уже не были освещены, погасли витрины магазинов, и на затихших улицах одиноко выглядывали на театральной площади огни театра и цирка. Какая бы опасность ни угрожала городу – зрелища уходят последними. Зрелища – это воздух, без которого можно задохнуться в сгущающейся атмосфере опасности. Зрелища как бы подхлестывают тот остаток воли, который еще скоплен у этого сдыхающего животного-города. И чтобы облегчить его страдание, еще не хватало выстрела. И выстрел раздался. Двенадцать четких взрывов один за другим сотрясли город в одно прекрасное утро. То взрывались пороховые склады… Белые врывались в дома, в уцелевшие магазины и, взламывая, уносили то, что даже не могло пригодиться. В руке одного – ведро с халвой, у другого вместо фуражки цилиндр, у третьего в руках пакеты с медикаментами».

Люди теряли голову. На грани помешательства находилась и Тася, но держала себя в руках как могла. У нее была одна цель – сейчас спасти от смерти больного мужа и потом, если он выздоровеет, спасти от рук красных. Белый офицер, даже в мундире военного врача, все равно для них буржуй.