9 октября Горький приехал на заседание художественного совета, чтобы довести дело до конца. Сначала Марков прочитал там майское заключение Реперткома, в котором автор обвинялся в идеализации белогвардейщины. Затем Судаков сообщил о дальнейших переговорах и рассказал, что достигнуто, при участии автора, соглашение, по которому театр брался уточнить фигуру Хлудова. «Сейчас в пьесе Хлудов уходит только под влиянием совести (достоевщина). ‹…› Хлудова должно тянуть в Россию в силу того, что он знает о том, что теперь делается в России, и в силу сознания, что его преступления были бессмысленны…». Голубков и Серафима – сообщал Судаков – должны «возвращаться не для того, чтобы увидеть снег на Караванной, а для того, чтобы жить в РСФСР» 9
.Видимо, на Горького, не привыкшего к такого рода театральной стратегии, выступление мхатовского режиссера произвело удручающее впечатление. Он и начал с ответа Судакову: «Из тех объяснений, которые дал режиссер Судаков, видно, что на него излишне подействовала «оглушительная» резолюция Главреперткома. Чарнота – это комическая роль, что касается Хлудова, то это больной человек. Повешенный вестовой был только последней каплей, переполнившей чашу и довершившей нравственную болезнь.
Со стороны автора не вижу никакого раскрашивания
164
белых генералов. Это – превосходнейшая комедия, я ее читал три раза, читал… и другим товарищам. Это – пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим содержанием. Хотелось бы, чтобы такая вещь была поставлена на сцене Художественного театра. А то, что говорил здесь Судаков, – следствие явного недоразумения: Судаков под влиянием, очевидно, «оглушительной» резолюции, которая вся идет мимо пьесы.
Когда автор здесь читал, слушатели (и слушатели искушенные) смеялись. Это доказывает, что пьеса очень ловко сделана.
«Бег» – великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех, уверяю вас».
Не менее принципиальным было выступление А. И. Свидерского. «Идея пьесы – бег, – говорил он. – Серафима и Голубков бегут от революции, как слепые щенята, как бежали в ту полосу нашей жизни тысячи людей, а возвращаются только потому, что хотят увидеть именно Караванную, именно снег, – это правда, которая понятна всем. Если же объяснить их возвращение желанием принять участие в индустриализации страны – это было бы неправдиво и потому плохо». Свидерский не ограничился вопросом о булгаковской пьесе. Он поставил более широкую проблему театральной политики, которая должна исходить из понимания художественной природы произведения. «Ко всякой художественной пьесе, хотя бы она и имела дефекты, отрицательно относиться нельзя, потому что она вызывает дискуссии. Уже теперь по поводу пьесы Булгакова идет дискуссия, хотя ее еще не читали».
Дискуссия о непрочитанной пьесе вещь, конечно, загадочная, но Свидерский говорил сущую правду. Он только не представлял, что основной удар этой дискуссии вскоре будет направлен против него самого и Главискусства, которое, как выразится потом А. Селивановский в статье «Вотчина меценатов», «встало на защиту самой реакционной пьесы наших дней – пьесы Булгакова «Бег». Но это произойдет позднее, а 9 октября доводы Горького, Свидерского, Немировича-Данченко, который завершил обсуждение, казались бесспорными. Центральные и периферийные газеты (вплоть до Владивостока!) напечатали отчет об этом обсуждении, понимая, вероятно, его значение не только для Художественного театра.
11 октября в «Правде» публикуется официальное сообщение: «МХТ принял к постановке «Бег» Булгакова. Здесь же приводятся слова Горького, предрекающие «анафемский успех» пьесы. «Вечерняя Москва» в тот же день подробно излагает выступление Свидерского и сообщает, что театр приступил к репетициям «Бега».
Это была важная победа театра, плодами которой наслаждались не более десяти дней. 13 октября 1928 года «Правда» сообщила о том, что Горький, страдающий туберкулезом и миокардитом, по решению врачей уехал лечиться на зиму в Италию. И тут же растерявшиеся было противники «Бега» мобилизовались и нанесли МХАТ и драматургу сокрушительный удар.
Через две недели после победного художественного совета, через десять дней после отъезда Горького и за четыре дня до юбилея Художественного театра было подтверждено майское решение относительно «Бега». 22 октября состоялось расширенное заседание политико-художественного совета Реперткома, на котором вновь читалась и обсуждалась булгаковская пьеса. Интересы МХАТ отстаивал один Судаков, тон же задавали лидеры РАПП Авербах, Киршон, Орлинский, Новицкий.