Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

— Есть предложение: Егора Кузьмича Лигачёва утвердить заведующим отделом организационно-партийной работы, а товарищу Капитонову поручить заниматься сферой производства и реализации товаров народного потребления. Вы знаете, какое мы придаём этому значение, это — важнейший участок работы. Товарищ Лигачёв имеет опыт работы на заводе, в комсомоле, в Советах. Работал в ЦК, — этот момент Андропов подчеркнул особо. — Значит, знает работу аппарата ЦК.

Утвердили, благословили.

Он пришёл к Горбачёву, чтобы накоротке обменяться мнениями, и Михаил Сергеевич вдруг сказал:

— А знаешь, тебя очень поддержал Громыко. Как-то был даже такой случай. Андропов, Громыко и я обсуждали кандидатуру на пост заведующего орготделом, я сказал тогда, что нужен бы человек типа Лигачёва. И был приятно удивлён, что Громыко сразу поддержал: я, говорит, знаю о нём, достойная кандидатура… Это, наверное, месяца два назад было. Ну, сам понимаешь, понадобилось время на выяснение и прочее. Юрий Владимирович ведь кадры изучает тщательно.

Поддержка со стороны Громыко была для Лигачёва действительно неожиданной, даже удивительной. Дело в том, что лично они не были знакомы, никогда не встречались, не беседовали. Лигачёв, кстати, полагал, что Андрей Андреевич о нём ничего и не знает, только фамилию, видимо, слышал.

«А вот, оказывается, старейшина Политбюро меня поддерживает. Почему? Откуда ему обо мне известно?» — терялся в догадках Лигачёв. Начал прикидывать и вспомнил, как в самом начале 80-х годов его сватали послом в одну из престижных европейских стран. На этот счёт Суслов и Русаков внесли предложение на Политбюро. Об этом Егору Кузьмичу как-то рассказал Зимянин, подчеркнув, что предложение все дружно поддержали. При этом Михаил Васильевич сказал в похвалу:

— Видишь, назначили послом в хорошую страну, даже не спросив тебя. Значит, знают, уважают…

Но Лигачёв, по его словам, не поддержал шутки:

— Напрасно, между прочим, не спросили, я из Сибири уезжать не собираюсь.

— А что ты теперь сделаешь? Решение в принципе принято.

— А вот сделаю, увидите. Дальше Сибири не пошлют, а ниже, чем секретарём первичной парторганизации, не изберут. А меня и такое устроит.

Вскоре после того разговора Лигачева вызвали к Суслову.

— У него в тот раз находился и Капитонов, и оба они говорили о назначении меня послом, как о деле решённом, — рассказывал впоследствии Егор Кузьмич. — Причём речь об этом шла как о выдвижении, о высоком доверии и поощрении за хорошую работу в нелёгких сибирских условиях. Но я категорически отказывался, чем вызвал раздражение Суслова. Мои доводы он, конечно, во внимание не принял и, прощаясь, не оставил никаких надежд на то, что решение будет изменено.

На следующий день я улетал в Томск. Но в самолёте, обдумав всё хорошенько, решил немедленно обратиться с личной просьбой к Брежневу и сразу же принялся за письмо к нему. В нём писал, что не хочу уезжать за границу, а хочу работать в Сибири, потому что люблю этот край и именно здесь чувствую себя на месте.

К моменту посадки в томском аэропорту письмо было закончено. Я отдал его из рук в руки заведующему общим отделом обкома Г.Ф. Кузьмину, чтобы напечатать. В тот же день фельдсвязью отправил письмо в Москву.

Через два дня мне позвонил Черненко:

— Леонид Ильич прочитал письмо. Вопрос решён в твою пользу. Можешь спокойно работать.

Вот так, наконец, была закрыта проблема с моим переходом на дипломатическую службу. В МИДе я ни у кого побывать не успел, никто из мидовцев со мной бесед не вёл в связи с возможным назначением. Но Громыко, видимо, хорошо помнил всю ту историю и мой отказ воспринял по-своему. Андрей Андреевич предпочитал направлять послами профессиональных дипломатов, прошедших основательную школу в его департаменте. Но аппарат ЦК порой навязывал ему иные кандидатуры. Мой категорический отказ от работы за границей — да вдобавок речь-то шла о престижной европейской стране! — был, видимо, единственным в своём роде. И он крепко запал в память Громыко.

Впоследствии, когда мне пришлось близко общаться с Громыко, я выяснил, что мои предчувствия оказались верными. Но даже и в ту пору, в 1984 году, я не мог предположить, насколько доверительным окажется его отношение ко мне. Ведь в самый драматический момент, когда умер Черненко и со всей остротой встал вопрос об избрании нового Генерального секретаря, Андрей Андреевич решил посоветоваться именно со мной.

Каково, а? Руководителя захолустной Томской области в связи с возрастом решили сместить с должности и даже утвердили послом в зарубежную страну, причём всё это варилось в кадрах ЦК, которыми ведал тогда Капитонов. И вдруг — поворот на сто восемьдесят градусов: этого же руководителя назначают главным кадровиком партии, а Капитонова переводят на другой участок. С чего бы это? Почему выбор Горбачёва, а именно он предложил Андропову кандидатуру Лигачёва, остановился на шестидесятидвухлетнем томиче?