— О перипетиях первых дней после кончины Черненко немало сказано и написано участниками тех событий. Не обошлось здесь и без преувеличения трагизма ситуации, субъективных оценок, без спекуляций, связанных с избранием Горбачёва Генеральным секретарём ЦК КПСС. К числу последних, безусловно, следует отнести версию о том, что какую-то крупную роль в борьбе за власть играл Романов. Он не пользовался в Политбюро сколько-нибудь заметным влиянием, и разговоры на эту тему просто несерьёзны.
Я думаю, что немалая доля преувеличения содержится и в комментариях относительно претензий Гришина на роль руководителя партии, что якобы он имел чуть ли не готовый список нового Политбюро, нового распределения ролей и т.д. Может быть, такие замыслы у кого-то в голове и бродили, но настроение у членов ЦК, особенно местных руководителей, исключало, на мой взгляд, даже саму постановку такого вопроса на Политбюро, и особенно на Пленуме ЦК.
Представляются неосновательными и высказанные позднее на XIX партконференции претензии на особую роль группы членов Политбюро в избрании Горбачёва в марте 1985 года Генеральным секретарём ЦК КПСС. Их подтекст был довольно прозрачным: «Мы тебя сделали генсеком, мы, в случае чего можем и скинуть». Конечно, Лигачёвым как секретарём и заведующим Орготделом ЦК осуществлялись контакты с членами ЦК, особенно руководителями местных организаций, но они могли лишь выявить сложившийся в партийном общественном мнении консенсус по вопросу о том, кому быть Генеральным секретарём. И заседание Политбюро, и Пленум ЦК прошли в обстановке согласия при полной поддержке кандидатуры Горбачёва. Логичным было и «забойное» выступление Громыко как наиболее авторитетного члена Политбюро, к тому же принадлежавшего к старой гвардии руководителей. Да и кому же было выступать с таким предложением, ведь не Тихонову же, не обладавшему ни влиянием, ни авторитетом. Характерно, что в поддержку Горбачёва выступил и Гришин — единственный потенциальный, но не состоявшийся претендент.
В эти дни и ночи я вместе с другими помощниками Горбачёва помогал ему в подготовке материалов для выступлений, в том числе его первой речи в качестве вновь избранного Генерального секретаря на Пленуме ЦК КПСС 11 марта 1985 года. Значение этой речи, с моей точки зрения, недооценено. Она, конечно, была сравнительно короткой и не обошлась без ритуальных слов в адрес предшественника.
Прозвучали заверения в неизменности «стратегической линии партии», но суть этой линии была выражена уже по-новому: «ускорение социально-экономического развития страны, совершенствование всех сторон жизни общества». Дано сжатое и достаточно ёмкое раскрытие этой линии. Здесь и решающий поворот в переводе народного хозяйства на рельсы интенсивного развития, и совершенствование хозяйственного механизма, и социальная справедливость, и углубление социалистической демократии, совершенствование всей системы социалистического самоуправления народа, и решительные меры по дальнейшему наведению порядка, и расширение гласности в работе партийных, советских, государственных и общественных организаций, и курс мира и прогресса в области внешней политики. Конечно, это была ещё не развёрнутая программа действий, да такая программа на данном Пленуме была бы немыслимой, но уже был сгусток идей, который дальше получил развернутое изложение и обоснование.
Н. Рыжков:
— День был воскресный, выходной, я рассеянно смотрел какой-то древний фильм по телевизору, ждал программу «Время», когда мне позвонили из ЦК и, скороговоркой сообщив о смерти генсека, пригласили срочно прибыть в Кремль.
Когда я заявился в «предбанник» перед залом заседаний Политбюро, там уже толклись взволнованные секретари. Долгих, Русаков, Капитонов, ещё кто-то… Взволнованы они были отнюдь не фактом кончины Черненко — её ждали, чего зря лицемерить! — но предстоящей повесткой Политбюро. Помню, кто-то спросил неуверенно: не слишком ли быстро собираемся, может, стоит хотя бы из приличия выждать денёк? А кто-то ответил: нельзя терять ни минуты, надо такие вопросы решать с ходу, промедление смерти подобно…
Странная штука — человеческая память! Не могу вспомнить, кто вёл этот разговор, но он прочно застрял в памяти, едва ли не дословно, потому что и вправду выражал общее психологическое состояние накануне заседания Политбюро. Мы фантастически устали ждать.
По ритуалу, с незапамятных времён принятому в Кремле, секретари ЦК и кандидаты в члены ПБ собирались в официальной приёмной (это её я назвал «предбанником») перед залом заседаний. По его другую сторону располагалась так называемая «Ореховая комната» (там и впрямь стояла орехового дерева мебель), что разделяла зал заседаний и кабинет генсека.