Михаил II

В Могилев мы приехали в пятом часу вечера. Пока то да се (разгрузка «Форда»), время подошло к шести. В кабинет императора я попал только примерно в семь часов вечера. И хорошо, что там он был не один, это дало мне возможность адаптироваться и осмотреться. Этому способствовало и то, что при моем появлении царь оставался бесстрастным – только кивнул и показал рукой кресло, куда мне было можно присесть. Это кресло стояло близко от императора, и я смог его хорошо рассмотреть. В голове, конечно, был образ Николая II, но он пришел из долговременной памяти Михаила, а в реальности царь несколько отличался от помнившегося великому князю. Во-первых, Николай II выглядел старше, чем остался в памяти Михаила. Во-вторых, никакой он не был красавчик, как считал его брат. Я бы сказал, что он некрасив, в понимании человека XXI века – цвет бороды и усов желто-табачный, крестьянский, нос толстый, глаза каменные. Речь его была чистая, внятная. Он почти не употреблял иностранных слов, но говорил с едва заметным акцентом. В разговоре не спорил с собеседником, не высказывал своего мнения, почти всегда оставался бесстрастным. Из своих наблюдений я посчитал Николая человеком умным или, во всяком случае, неглупым. У него была и ясность суждений, и некоторая острота мышления. Но в то же время я отметил, что ему не хватало логического мышления. Приняв одно решение, он не видел, что дополнительно необходимо принять другое.

Вслушавшись в разговор Николая с человеком, одетым в гражданский костюм (а в кабинете присутствовал еще и генерал, которого не было в долговременной памяти Михаила), я понял, что разговор ведется на отвлеченную тему. Не знаю, кто уж был этот человек в гражданском костюме, скорее всего какой-то чин из Священного Синода, так как говорил он о божественном происхождении самодержавной власти. На его монолог Николай II, обращаясь к генералу, сказал:

– Вот, например, монархия! Вам она не нужна; мне она не нужна; но пока она нужна народу, мы обязаны ее поддерживать. Я считаю, что самодержавное правление – лучший способ обуздать стихию саморазрушения, и полон решимости сохранить все прерогативы монарха.

Слова императора были неожиданны и лились бальзамом на мою душу. Я считал основной целью своего приезда в ставку морально укрепить Николая II, чтобы он пересилил свою депрессию и не вздумал отрекаться. А тут такие слова. Если бы я не был из XXI века и знал, что в феврале 1917 года Николай II отречется от престола, ни в жизнь бы не поверил, что такой человек может наплевать на свои идеалы и убеждения.

Мне вспомнилось, что написали бундовцы о характере императора. «Николай II стремится не просто царствовать, но и править. Государственными делами он занимается добросовестно, не упуская даже мелочей. Царь никогда не имел личного секретаря, сам просматривает массу документов и собственноручно ставит печати на письмах. Нельзя сказать, что царь не ценит хороших министров и предпочитает им политических ничтожеств. Однако он с болезненной ревнивостью относится к своей власти. Поэтому всех самостоятельных и независимых государственных деятелей ждала одна судьба: рано или поздно министр превращался в глазах монарха в соперника и попадал в опалу». Прошлись бундовцы и по образованию царя, преподавателей у него было много, но лишь один мог бы с точностью сказать, что его уроки усвоены слушателем – это К. П. Победоносцев. Он был консерватором до мозга костей, и его взгляды наложили большой отпечаток на мировоззрение Николая II.

Выступая противником всего западного, всего того, что называется демократические свободы, Победоносцев был твердо убежден в том, что православная неограниченная самодержавная монархия является для многонациональной России наиболее целесообразной формой государства. Он считал, что для сохранения в России существующего строя нужно отказаться от реформ и держать Россию как бы в замороженном состоянии, иначе все рухнет. Победоносцеву удалось привить своему ученику ненависть к общественному мнению, за которым он признавал «страшную власть». При таком положении вещей образование царя весьма одностороннее. Вопросы, волновавшие образованное общество, оставляют его равнодушным. О народнической теории или о марксизме, который постепенно завоевывает умы подданных, царь не имеет ни малейшего представления.