Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения

«Берегись! – сказал Казбеку
Седовласый Шат, —
Покорился человеку
Ты недаром, брат!
Он настроит дымных келий
По уступам гор;
В глубине твоих ущелий
Загремит топор;
И железная лопата
В каменную грудь,
Добывая медь и злато,
Врежет страшный путь.
Уж проходят караваны
Через те скалы,
Где носились лишь туманы
Да цари-орлы.
Люди хитры! Хоть и труден
Первый был скачок,
Берегися!..»

[ «Спор», 1841]

Природа не холодна: она любить умеет. Иногда в ее очах более страсти, чем в глазах человека, и меньше жестокости, чем в его сердце; обиженный человек в ее лоне упокоится, как та несчастная казачка, которую принял седой Каспий из объятий Терека.

…склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!

Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,

И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти

Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный —

И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

[ «Дары Терека», 1839]

VIII

Влияние ли умиротворяющей природы или вообще поворот в настроении – но только в стихах Лермонтова в последние годы его жизни изредка попадаются хоть и грустные, но мирные и миролюбивые мотивы.

Поэт покидает Кавказ, и мысль его не о разлуке с природой, а о той встрече с людьми, которая его ожидает; он был к этим людям так равнодушен, а теперь ему так нужна их любовь и дружба:

Спеша на север из далека,
Из теплых и чужих сторон,
Тебе, Казбек, о страж востока,
Привез я, странник, свой поклон.

Чалмою белою от века

Твой лоб наморщенный увит,
И гордый ропот человека
Твой гордый мир не возмутит.

Но сердца тихого моленье

Да отнесут твои скалы
В надзвездный край, в твое владенье,
К престолу вечному Аллы.

Молю, да снидет день прохладный

На знойный дол и пыльный путь,
Чтоб мне в пустыне безотрадной
На камне в полдень отдохнуть.

Молю, чтоб буря не застала,

Гремя в наряде боевом,
В ущелье мрачного Дарьяла
Меня с измученным конем.

Но есть еще одно желанье!

Боюсь сказать! – Душа дрожит!
Что если я со дня изгнанья
Совсем на родине забыт!

Найду ль там прежние объятья?

Старинный встречу ли привет?
Узнают ли друзья и братья
Страдальца после многих лет?

Или среди могил холодных

Я наступлю на прах родной
Тех добрых, пылких, благородных,
Деливших молодость со мной?

О, если так! своей метелью,

Казбек, засыпь меня скорей
И прах бездомный по ущелью
Без сожаления развей.

[ «Казбеку», 1837]