Читаем Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения полностью

Виноват в данном случае Лермонтов, а не Печорин. Поэт дал в Печорине не цельный тип, не живой организм, носящий в своем настоящем зародыши своего будущего, а очень реально обставленное отражение одного лишь момента в своем собственном духовном развитии. Утомленный бесплодной борьбой с одними и теми же вопросами, Лермонтов в период создания «Героя нашего времени» пришел к безотрадному решению – отбросить все эти вопросы в сторону, не обуздывать себя ни в дурных, ни в хороших стремлениях и дать полную волю всем гнездившимся в нем противоречиям. Таким образом, из судьи он стал на время бесстрастным созерцателем этого странного поединка одной половины своей души с другой.

Как плод этого наблюдения и родился тип или, вернее, образ Печорина. Противоречия, свойственные энергичному человеку, явились соединенными в одном узле, в одном лице, правдиво схваченном в частностях, но в целом произвольно скомпонованном. Такие противоречия, с какими мы сталкиваемся в личности Печорина, могли быть уравновешены и скреплены между собою лишь при одном условии – при полном отсутствии в герое каких бы то ни было сильных волнений, требующих внимательного нравственного надзора над самим собою, т. е. при отсутствии всех тех вопросов, над которыми Лермонтов трудился всю жизнь до изнеможения. Новое столкновение с этими вопросами должно было неизбежно поднять в душе Печорина целую бурю, резко столкнуть все противоречия его природы и не позволить им существовать совместно в одном и том же человеке. Перед ним должен был тогда стать вопрос об излечимости его болезни; и на этот вопрос, если судить по намекам, рассеянным в романе, герой дал бы скорее утвердительный, чем отрицательный ответ.

В самом деле, что поддерживало и питало в Печорине его безотрадное состояние духа?

Разочарование и тоска Печорина далеко не так сильны, чтобы сделать его совершенно безучастным ко всему окружающему; гордость и самомнение не настолько овладели им, чтобы поставить его вне всяких сношений с ближними. Его ум и сердце не настолько сосредоточены на нем самом, чтобы убить в нем способность интересоваться людьми и их поступками. Печорин обладает всеми данными, чтобы попытаться стать к окружающей жизни в нормальное положение, нет только одного – нет желания сделать этой попытки, которая может потребовать от него усиленной умственной и нравственной работы. Для Печорина никаких вопросов жизни не существует: он самовольно отбросил их, не овладев ими сразу. Упорный труд над их разрешением, труд теоретический и практический, утомил его, и он покончил с задачей, перестав о ней думать. Он последовал за течением жизни, не делая попытки направить ее в ту или другую сторону; и по мере того, как сама жизнь наталкивала его на те или другие чувства и мысли, он отдавался им, и потому всегда сам себе противоречил.

В сущности, для Печорина не существует никаких вопросов жизни, ни отвлеченных, ни религиозных, ни национальных, ни общественных, ни нравственных. От вопросов философских и религиозных, когда они набегают, Печорин отделывается двумя-тремя словами самого общего характера; он бросает какую-нибудь мысль и не дает себе труда о ней подумать. Осмыслить жизнь на почве веры или умозрения он не пытается. Вопрос национальный и общественный сводится для него к формализму службы. Он носит мундир и исполняет что ему приказано, чем и исчерпываются его обязанности относительно родины. У него нет и других каких-либо понятий об общественных обязанностях умного и интеллигентного человека; на почве сознательного труда он не может достигнуть соглашения с жизнью и потому пассивно мирится со своим положением. На нравственных вопросах наш герой также останавливается лишь при случае; и мы видели, что его афоризмы о любви, дружбе и эгоизме не вполне оправдываются его поведением. В общем у Печорина нет определенной нравственной программы. Все его речи и поступки – дело минуты; и он сам сознавал это, когда говорил, что «присутствие энтузиаста обдает его крещенским холодом, а частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из него страстного мечтателя».

Такая бесцельная и беспринципная жизнь для умного человека на долгий срок немыслима, и сам Лермонтов доказал это, принявшись, тотчас же после создания «Героя нашего времени», за пересмотр всех тех вопросов, которые отстранил от себя в лице Печорина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары