Особенно помогла выстоять верность Калашникова и его коллектива этому принципу в соревновании по унификации стрелкового оружия в 1955–1958 годах. Казалось, можно ли было противостоять сразу всему ряду наших знаменитых конструкторов — Г. А. Коробову, А. С. Константинову, С. Г. Симонову, В. В. Дегтяреву, Г. С. Гаранину? На поверке оказалось — можно.
Вот полигонные испытания поначалу показали, что по кучности стрельбы очередями с применением упора требованиям удовлетворил только автомат Коробова. Ближе к нему был автомат Калашникова. Но маятник качнулся в другую сторону, и комиссия по условиям испытаний с длительной выдержкой образцов без чистки (на протяжении пяти суток) делает заключение: по надежности работы в затрудненных условиях предъявляемым требованиям в полной мере удовлетворил
По итогам конкурса 1955–1958 годов более перспективной была признана система Калашникова, несмотря на то, что образцы конструкции Коробова и Константинова имели явные преимущества перед системой АК по технологичности. Самым отработанным на тот период оказался образец Коробова. Как и система Калашникова, он был рекомендован для дальнейшей доработки и последующих испытаний.
Но вот грянул 1956 год с XX съездом КПСС. Вся страна была взбудоражена разоблачениями культа личности. Развенчан вождь — Сталин. Критика и самокритика возведены на пьедестал. Начинался период хрущевской оттепели. Как всегда на Руси, не обошлось без перегибов на местах. Самообольщение, хвастовство и зазнайство на словах были признаны наихудшими человеческими пороками, а на деле часто воплощались в образах новых руководителей.
Независимый характер Калашникова нередко вызывал неприязнь окружающих. Руководителям оборонной промышленности не нравилось, что ему дозволено, минуя их, обращаться непосредственно к руководству Министерства обороны и членам правительства. Противодействие ведомственных начальников было нешуточным. Из-за этого Калашников долгое время не имел ученой степени.
Несколько позднее, уже в 1960-х годах, министр оборонной промышленности Зверев спросил у Калашникова, почему тот не имеет научных званий, не защищается. Михаил Тимофеевич попытался оправдаться — мол, не имею для этого высшего образования. Министр был непреклонен: «Вы создали столько полезного и нужного для страны, вы признанный во всем мире конструктор и быть вам вне науки непростительно. Любой институт сочтет за честь присвоить вам ученое звание по совокупности трудов». Привел в пример авиаконструктора С. В. Илюшина, конструктора А. И. Микояна, оружейника С. Г. Симонова.
Калашников только посетовал тогда на судьбу, да и выбросил эти мысли из головы. Подумал, не сумеешь защититься — позор будет на всю губернию. Да и некогда было этим заниматься.
Михаил Тимофеевич вспоминает, как по возвращении на родной завод после очередной командировки в Самарканд он не узнал свой коллектив. Оказалось, он включился в борьбу с последствиями культа личности Сталина. Напряглась атмосфера и вокруг Калашникова. Стал разбираться — в чем, собственно, дело. Показали заводскую газету «Машиностроитель». Тот выпуск Калашников сохранил. Речь в нем шла о партсобрании заводского управления, на котором обсуждалось постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». Критика в основном была безымянная, вот только по Калашникову прошлись прямо, без всяких обиняков.
«В критической статье приводилось заявление одного из ведущих конструкторов о том, что нередко заслуги коллектива отдела приписываются одному Калашникову, который не считается с мнением рядовых конструкторов, идеи других приписывает себе и т. п. В общем — культ личности!
Многое в этом “обвинении” было предвзятым, надуманным, но страшно огорчило и возмутило. Может быть, и привело к плохому самочувствию. Со временем переживания и волнения исчезли. Были проведены выяснения и разбирательства по опровержению надуманных обвинений, работа продолжалась. Всю эту историю подробно я рассказал в своих книгах…»
Калашников был сильно уязвлен. Тогда и стихи сами собой легли на бумагу:
После убийственной критики Калашников заметно сбавил в работе. Он по-прежнему ходил на завод, трудился, как и прежде, но уже не было прежней активности и напористости в руководстве своей специальной группой. В какой-то мере она перешла на самоуправление. Не отступились только единомышленники. Вот, например, В. В. Крупин помогал держать связь с заводом и получать точную информацию.
Спустя десятки лет, глубоко переживая и философски осмысливая то горькое время, М. Т. Калашников сделает мудрый вывод: